Земля солнечного огня - страница 38

Каньон до краев налит зноем. От красных стен пышет жаром, как от нагретых кирпичей. И все время вокруг что-то сыплется, катится и шуршит. Это лопаются от жары камни и трескаются глыбы глины. И от шорохов этих тревожно и беспокойно. Все время кажется, что кто-то за тобой крадется или ползет. Кто-то невидимый смотрит упорно в спину, подглядывает из-за угла. Кто-то шепчется в нишах и гротах. Вон и тропинки белые пересекли красные осыпи: кто-то, значит, живет тут и ходит по ним…

Каньон похож на разрушенный и забытый город. Вот крепостная стена: в ней ниши-бойницы. Вот просто стены домов: окна, двери, ступени. А вот мрачные замки — с готическими пирамидками, башенками, шпилями. Купола церквей и соборов. Защитные валы и рвы. Воздетые руки разведенных мостов…

Странно и непонятно: слепая природа создала тут красоту для глаз! Красоту, на которую некому любоваться. Вода и ветер — вечные зодчие земли! — творят нерукотворно…

Сейчас каньон глух и пуст. Раз пересохла в ручье вода — значит и жизнь обеднела. По белым тропинкам ушли горные козлы-теки. За козлами крадучись ушел барс. А что он жил тут, видно по рогам тека: во-о-он валяются у того камня…

Остались только те, кто обходится без воды. В тени колючего кустика притаилась стрела-змея. Она подняла голову и смотрит на нас круглыми глазами птицы. Тихо посвистывают у норок песчанки. Сухо трещат цикады: жара от их сухого треска кажется еще страшней. Разморенный заяц-песчаник нехотя проковылял в тень.

Вечером над каньоном уныло засвистывает ветер. Из-за ржавых гор выползли тучи, и гром загремел, как в медные колокола. Видно было, как жаждет воды растрескавшаяся земля: остыть, пропитаться, омыться!

Из туч свесились черные космы — это хлынул дождь и… не долетел до земли! Дождинки высохли от жары, испарились от горячего ветра. Шел «сухой дождь» пустыни.

Зато какая радуга опустилась прямо в красный каньон. Какие вдруг высветлила она в нем купола, пагоды, колокольни и минареты. Как зловеще зачернели провалы, пещеры и гроты. Какие выступили колонны, резные фигуры и силуэты. Багровые занавесы из камня повисли между колонн. И это были уже не просто развалины древнего города: сказочное горное царство возникло у нас на глазах.

Но тучи легли на горы, солнце потухло, и радуга и сказочный город канули в темноту…

20 июня. В колючих кустиках надрываются цикады: «Кррэк-кррэк! Кррэк-кррэк!» Ну точно как наши дергачи-коростели! Кобылки взлетают из-под ног с сухим треском — будто кто-то чиркает спичку! — и трепещут в воздухе синим пламечком крыльев. Огромные — с мышку! — бурые кузнечики ползают молча, но стоит их взять в руку, как они начинают отчаянно стрекотать.

21 июня. Взблескивают серебряные перышки ковыля. Опадают лепестки желтых маков. Белые бабочки мелькают над красными глыбами. Голубые голуби пролетают вдоль красных скал. А рыжую пустельгу на красном не видно, и будто не она, а сами скалы кричат звонко и резко.

Летом следов в пустыне становится меньше. Выгорает трава, и суслики с черепахами уходят в летнюю спячку. Кто совсем уснул, а кто выходит из нор только ночью: боятся раскаленного солнца. Исчезли пролетные птицы и кочевые звери. Жизнь стала тяжелая и однообразная. И писать некому, и писать нечего.

3 июня. В гнезде пустынной совки вылупился совенок. Вот я написал: «в гнезде пустынной совки», а ведь гнездо-то для совки сорока строила. Гнездо надежное: фундамент слеплен из глины, стены сложены из сучков, да еще и крыша из прутьев. Потому-то совка чужую квартиру и заняла — очень уж хороша она для совят.

А совята, как клубки шерстяных ниток с глазами. Да еще глазами этими хитро подмигивают.