– Петрович, Шмырёв же договаривался, что вы одного рабочего закинете, – вступился за своего подопечного Василий Иванович.
– Шмырёв? Вот пусть Шмырёв и закидывает. С кем он договаривался? Всё, «Соболь», до связи, – закончил Петрович разговор по рации.
В эту минуту из соседней комнаты в радиорубку вошел мужчина в синем спортивном костюме, с гладкой, без единого волоска, головой и острым выбритым подбородком.
– К Шмырёву? – спросил он начальственным тоном у Василия Ивановича.
– К Шмырёву! – поспешил подтвердить Димка. – Григорию Борисовичу.
– У нас будет грузовой рейс на Буруниху. Одного человека можем взять.
Он без улыбки, но явно насмешливо окинул взглядом подростка, который даже рюкзака с плеч не снял.
– И это для тебя, парень, единственный шанс, – прибавил он равнодушно. – Не улетишь – твоя проблема. Съемочным рейсом я тебя забросить не смогу: полный борт аппаратуры.
– Когда вылет? – деловито осведомился Василий Иванович.
– А кто его знает? Полетим, как только облачность поднимется. Может, через час, может, после полудня, а может, и завтра. Ему же на Буруниху? – снова обратился лысый командир к Димкиному провожатому.
– На Буруниху, – подтвердил тот, – к Шмырёву.
– Шмырёв, я слышал, на днях перебрался на новый участок. Под гольцами[1] работают.
– Может, меня надо туда? – с беспокойством спросил Димка.
– Может, и туда. Мы там тоже будем подсаживаться.
Василий Иванович потер свой щетинистый подбородок:
– Дак это точно?
– А кто его знает? Нам Шмырёв не докладывает. На связь он выходит редко. Вроде бы связывается иногда по «Карату»[2] с базой на Бурунихе, где нормальная рация. А может, и «Карата» у него никакого нет.
– Что же мне делать? – спросил Димка у Василия Ивановича, когда они вышли из домика.
– Сиди жди, – равнодушно ответил тот, и стало понятно, что у него не было никакого желания возиться дальше с этим невезучим рабочим. – Я тебя сюда привел, а дальше ты уж сам, Дима Ручьёв. У меня своих дел по горло.
– А куда же мне все-таки лететь – на новый участок или на Бурундиху?
– Буруниху, – поправил Василий Иванович. – Речка так зовется. А вот этого я тебе, парень, не скажу, не знаю. Мне Шмырёв тоже не докладывает. Ну, а не улетишь – приходи, кровать есть, переночуешь.
Димка вспомнил, какие «ароматы» источал дом этого помятого небритого человека, и решил, что улететь надо во что бы то ни стало сегодня же.
Под бревенчатой стеной дома размещалась скамья из двух досок, отполированная, похоже, не одним десятком задов. Димка бу́хнул на нее рюкзак, поставил рядом сумку, уселся сам и приготовился ждать. Главное – быть начеку, чтобы не улетели, чего доброго, без него. Никто тут о нем беспокоиться не станет, это он уже уяснил.
Тем временем из соседнего домика вышли, позевывая, два молодых парня – один худощавый, с бородкой и залысинами, похожий на научного работника или компьютерщика, другой пухлый, с короткой шеей и добродушной круглой физиономией.
«Может, это геологи и они знают, где сейчас Шмырёв?» – заерзал Димка на скамье.
Отойдя шагов на десять от крыльца, толстячок вдруг подпрыгнул и повис на укрепленной между двумя деревьями железной трубе. И принялся так быстро подтягиваться на ней, что Димка скоро сбился со счета. Второй же, с бородкой, лениво плюхнулся на скамейку рядом с Димкой. На Димку они не обращали ни малейшего внимания.
– Погодка-то разгуливается! А?! – весело прокричал полный, спрыгнув на землю после, наверное, полусотни подтягиваний. – Есть шанс после обеда вылететь. – Он снова повис на перекладине и, раскачавшись, выполнил «склёпку».
– Хорошо бы, – отозвался худощавый, поглядев на небо.
И действительно: сквозь ветви елей нет-нет да и пробивались лучи утреннего солнца.
Правда, Димка к этому часу уже не так сильно переживал, улетит он сегодня или нет. Его больше занимало другое: он сосредоточенно думал о стоявшей у него под боком сумке. А точнее – о находящемся в сумке контейнере с остатками курицы, которую ему сварила в дорогу мать. Но ему казалось неудобным доставать и жевать при чужих людях (возможно, геологах) эту свою несчастную курицу.
