. Да и сам Владимир Афанасьевич, как о нем пишут, долгое время верил, будто обитаемая земля к северу от Новосибирских островов существует. И все же ее до сих пор не нашли, эту Землю Санникова. Не нашли ее, да… Арктика сейчас изучена вдоль и поперек, но никакой неизвестной земли там нет, и тем более того, что описано в романе, – тропических растений и прочего.
– Значит, такое вообще невозможно? – с сожалением спросил Димка, отхлебнув чаю и вытирая со лба испарину.
– Чтобы на севере росли южные растения? Это вряд ли. Хотя, ты знаешь… загадок в природе полно. Да, хватает загадок. У нас тут, кстати, тоже чудеса завелись – как раз в тех местах, куда ты, Дима Ручейков, путь правишь, на гольцах.
– Про метеорит мне уже говорили, – вспомнил Димка геофизиков.
– Загадочное место, – продолжал Алексей. – И вправду загадочное… Наши вездеходчики неохотно туда ездят. Жалуются на всякие неприятности: то двигатель ни с того ни с сего заглохнет, то трак[5] заклинит. А случалось, и часы в обратную сторону начинали идти. Я, правда, в эти байки не верю. Не верю я в них. Любят люди небылицы сочинять. Мол, из-за метеорита всё. А один дак рассказывает: видел, дескать, на плато лошадей. Навьюченных. Но я думаю, ему это с похмелья примерещилось: лошадей тут давно не используют. Хорошо хоть лошади, а не черти… что не черти ему привиделись! – рассмеялся рассказчик.
Димка задумался. Что-то необыкновенное наверняка там есть, решил он, если все про это говорят. Может, и не метеорит то был, а какое-нибудь НЛО… И ему совсем уж не терпелось поскорее попасть на эти таинственные гольцы.
Димка устроился на вездеходе сверху – как на танке. «На броне» – говорят про бойцов, едущих сверху на танке или бронетранспортере. Вездеход, хоть он и был когда-то военным, на танк походил не сильно, разве что гусеницами и грязно-зеленым цветом. Зато его помятые бока доказывали, что он побывал в разных переделках. В кабине (Димка успел в нее заглянуть) сидели на маленьких сиденьицах два уже знакомых ему бородатых мужика – водитель и, наверное, штурман. Там было жарко и пахло мотором. Вездеходчики, сами пропахшие насквозь моторными запахами, с серыми от машинной смазки руками и лицами, казались сроднившимися со своим транспортом. Можно было подумать, что они родились и выросли в этом вездеходе. Сзади имелись дверцы, ведущие в брюхо этого железного чудища. В объемном его «животе» могло бы поместиться, помимо наваленных там коробок и ящиков, наверное, треть Димкиного класса. Однако там стоял такой удушливый запах солярки, что сами водители, опасаясь, видимо, за Димкино здоровье, предложили ему ехать сверху, чему он был только рад, ведь из «брюха» он бы не увидел ничего вокруг.
Наверху имелась специальная площадка, что-то вроде мелкого кузова, с бортиками. Там Димка и устроился, подложив под себя ватник. Ватник ему сунул в последний момент начальник базы «байкальцев» Алексей.
– Теплые вещи есть? – спросил он у Димки, когда тот уже забрался на «броню».
– Свитер есть, – отозвался Димка. – И шапка.
– Мало. Малова́сто будет.
– Да лето же, Алексей! – возразил Димка.
– Забудь! Про лето забудь. Это тут, внизу, лето, а там, на высоте, еще и зима не раз наведается. Наведается зима, помяни мое слово.
Он крикнул водителю: «Погоди ехать, Сергеич!», сходил в свою палатку и вернулся со старенькой серой фуфайкой.
– Держи! – кинул он фуфайку Димке. – Можешь не возвращать. Как и сапоги.
– Да не надо, – начал было отказываться Димка.
– Не валяй дурака!
Вездеход нетерпеливо взревел, окутавшись синевато-белым облаком газов, и тронулся с места. Палатки, срубы, начальник базы остались позади.
Скоро Димке пришлось этот Алексеев ватник надеть, поскольку солнце спряталось в тучи и задул совсем не летний ветер. На голову он натянул синюю вязаную шапку, про которую напоминала по телефону мать.
Ехали они по боку горы, по специально прорезанной бульдозерами дороге, постепенно поднимавшейся наискосок выше и выше. Сначала по сторонам тянулся густой еловый и лиственничный лес. Такой густой, что под ним стоял сумрак. Пахло прелой древесиной. Потом пошли каменные склоны, частично покрытые мхом, с рассеянными чахлыми деревцами.
