Вот подходит ко мне маститый медник Кузин и с невинным видом спрашивает, показывая на кронштейн элерона:
— Эта деталь годится?
Я ее верчу и так, и эдак, заглядываю в чертеж, промеряю размеры — как будто все правильно. Что сказать?
— А вы как думаете, Василий Иванович? У вас опыта больше.
— Да вот тут царапина есть, — невозмутимо говорит он.
«Ах ты, старый черт!», — думаю про себя, — «так бы сразу и сказал», а вслух говорю:
— Зачистите шкуркой, тогда пойдет.
Или слесарь кричит из-за верстака:
— Альма, Альма! (Это моя кличка, на собачий лад).
— Ну?
— Детали не подходят, — говорит он, показывая на лежащие на верстаке железки.
— Как так? — схватываю и тут же бросаю их, — они, оказывается, сильно нагреты.
— Ха-ха-ха!
Или еще. Приношу сварщику узел и шайбу.
— Нужно приварить.
— Держи.
Прикладываю шайбу на место и держу. Голой рукой. Сварщик спокойно зажигает горелку и начинает разогревать металл, будто не замечая моих пальцев. Я держу пока хватает сил, потом, выпустив деталь из рук, дую на пальцы.
— Что, горячо? — участливо, давясь смехом, спрашивает он, вместо того, чтобы предложить лежащие тут же пассатижи.
Разговоры с Яковлевым проходили так:
— Вы о плазах позаботились?
— Нет еще.
— Чего же вы ждете? Закажите Панкратову (это был начальник столярного цеха) плазы для сварки боковин фюзеляжа, а также плазы для склейки лонжеронов крыла, нервюр и для сборки крыльев, отдельно для правого и для левого.
Не успел я разобраться с плазами и дать на все необходимые эскизы, как слышу новый вопрос:
— Где же трубы? На следующей неделе явятся слесари, чем же они будут заниматься?
— На некоторые узлы из листовой стали мы с Барсуковым чертежи подготовили, а вот о трубах я еще не подумал.
Евгений Адлер возле строящегося дублера АИР-6, 1933 г.
— Напрасно. Вызывайте с аэродрома Салова, там ему пока нечего делать, он мигом достанет трубы, дайте ему только список.
— Будет сделано.
Когда трубы привезли, новый вопрос:
— Почему до сих пор не готов плаз боковины фюзеляжа?
— Он расчерчен.
— Это я видел, а бобышки-то не наклеены.
— А зачем они?
— Без них трубы начнут смещаться, их нужно зафиксировать между бобышками.
— Есть. Сегодня наклеим.
Когда работа по фюзеляжу, наконец, наладилась, пошли замечания по крылу.
— Почему конструкторы взялись расчерчивать сборочные плазы крыльев, а плазы лонжеронов отстали?
— Сегодня же изменим очередность работ.
— Правильно. Только нужно, чтобы конструкторы поработали и вечерком, чтобы уже завтра Панкратов смог поставить своих столяров на лонжероны. Это самая сложная работа и требует времени.
— Будет сделано.
Когда работа и по крыльям закипела, встал новый вопрос:
— Что-то я не вижу жизни вокруг хвостового оперения. Где стабилизатор, киль, рули?
— У меня до них еще руки не дошли.
— А пора. Поговорите с Саловым, у него есть идеи.
Недоумевая, какие такие идеи могут быть у Салова насчет оперения, я все-таки обратился к нему с этим делом.
Колька Салов не только бойко работал руками, у него были еще вороватые бегающие глазки и, вероятно, еще быстрее мелькали в его голове недозволенные мысли. Попросту, он моментально подмечал, где что плохо лежит, а руки у него так и чесались что-нибудь стащить.
Итак, когда я завел с ним разговор об оперении, он сказал:
— Да ведь для АИР-6, что стоит на Ходынке, оперение-то я раздобыл.
— Где же ты его взял?
— На складе. Там их много для И-5 понаделано. Стабилизатор с рулем подошел без переделок, киль — тоже, а у руля направления пришлось сделать вырез под костыль, он у нас не такой, как на И-5.
— Как же тебе удалось все это стащить? Там же везде часовые.
— А что мне часовые? У меня пропуск на сборку и на аэродром. Откуда часовому знать, куда я тащу оперение? Я же сначала его перетаскивал в ангар ЦКБ, а потом — в ангар Академии. Там уж Алексей Анисимович[2] сам переправлял его Яковлеву.
— А Яковлев знает о твоих проделках?
— Может быть и знает, да делает вид, что ему ничего не известно. Это еще что? Я таким же манером целиком педали ножного управления переправил, они тоже от И-5. Да еще амортстойки шасси с самолета У-2.
— А трубы для фюзеляжа ты тоже стащил?