Но вот бесконечная ночь уступила место дивной заре. Солнце поднялось из-за облаков дыма и густого тумана пепла, пронизанного снопами искр. Люди уже начали единоборство с жестокой судьбой. Прежде всего надо было навести порядок и положить конец панике, найдя замену официальным властям, проявившим недопустимую слабость и растерянность. Нельзя было допустить полного хаоса. И вот 18 апреля с раннего утра в городе объявили чрезвычайное положение; федеральные войска, государственная милиция и местная полиция получили строжайший приказ о немедленном пресечении грабежей. Запрещалось передвигаться с наступлением темноты без специального — пропуска. Особый запрет наложили на посещение покинутых жилищ. Мэр Сан-Франциско Шмиц создал комитет из 50 граждан, который взял в свои руки управление городом, снабжение продовольствием и розыск раненых и погибших. Поезда и трамваи вышли из строя, поэтому пришлось реквизировать частные машины и отдать их в распоряжение Красного Креста.
Что же касается губернатора Калифорнии, то он, стремясь, как ему и положено, к охране законности, поспешил объявить 18 апреля и два последующих дня нерабочими. Действие этого указа пришлось позднее продлить на целый месяц.
Впрочем, уже на второй день пострадавшие начали организовываться: они раздобыли брезент и доски и вскоре по всему парку у Золотых Ворот и на площадях как грибы выросли палатки.
«Не было никакой разницы между бедняками и богачами. И те и другие становились в длинную очередь, чтобы получить свой, установленный комитетом паек еды, воды и одежды. Все делилось поровну. Люди, державшие деньги в банке, не могли, естественно, воспользоваться ими, так что все очутились в одинаковых условиях, как потерпевшие кораблекрушение. Еда и одежда были одинаковые для всех, будь то матросы, китайцы или же прекрасные дамы, еще на прошлой неделе блиставшие своими драгоценностями»[14].
Так как палаток не хватало для такого количества бездомных, многие попытались удрать из этого ада и устроиться в другом месте. Нагруженные узлами, беглецы спускались по Маркет-стрит к железнодорожному парому, толкая впереди себя детские коляски, изгибавшиеся под тяжестью вещей. Перебравшись на другую сторону залива, они устраивались там где попало или же садились в поезд, который бесплатно увозил их туда, куда они хотели. В Окленде нашли приют 50 тысяч беглецов, а в Беркли знаменитый университет был превращен в постоялый двор. Везде вырастали палатки и везде несчастных принимали с распростертыми объятиями.
Победа над огнем
Тем временем борьба с огнем продолжалась, подрывали все, что могло способствовать распространению пожара. Первые подрывные работы не дали никакого результата! и на следующий вечер возникла угроза, что весь город будет охвачен огненным кольцом. Тогда воинские части, более опытные в технике подрывных работ, сделали последнюю попытку на проспекте Ван-Несс, взорвав все дома с одной стороны улицы. И эта жертва окончательно изменила ход событий. На следующий день, в пятницу, пожар начал отступать. К тому времени уже можно было черпать воду из залива и пожарные принялись за дело с удвоенной энергией. В субботу 21 апреля любая возможность распространения пожара была окончательно устранена, а к вечеру пламя отступило к Норд-Бичу, где его добычей стали редко разбросанные дома.
За эти два дня методической борьбы за поддержанием порядка наблюдали уполномоченные на это лица, а продовольствие распределялось справедливо и бесперебойно. Так были пресечены паника и анархия; к людям постепенно возвращалось спокойствие. Некоторые из тех, кто собирался уехать, решили теперь остаться. Другие обсуждали, как бы подешевле отстроиться. Десятки тысяч жителей покинули Сан-Франциско без надежды на возвращение, но не меньше было и таких, кто пытался уже восстановить свои дома, если они еще в какой-то мере могли служить приютом, или в противном случае построить временное убежище, поудобнее палатки.
На третий вечер группы молодежи стали извлекать из-под обломков пианино и рояли, и вопреки трагической обстановке или, возможно, именно из-за нее, вопреки стонам раненых, плачу пострадавших семей и кровавому зареву пожара, который нехотя отступал, глухо ворча почти за: спиной, вопреки всему этому с разных сторон начали доноситься музыка и пение.
