Малыш Юнг приносит керамические тарелки и судки. Столовые приборы, завернутые в крахмальные вышитые салфетки, торчат из нагрудного кармана его форменного сюртука. Итак, куриный гуляш для начальника и капуста с сосиской для помощников.
— Только не чавкать! — грозно говорит Пауль, но тут же ухмыляется. Писаря наперебой заверяют шефа в своих отменных манерах. Юнг опять убегает, теперь он приносит графинчик красного для руководства и две кружки светлого для подчиненных. Подчиненные поднимают кружки и выжидательно смотрят на начальство.
— Прозт! — вспоминает нужное слово Пауль. Помощники кивают и окунают усы в пивную пену. Пауль пробует вино. Не Бордо, конечно, но пить можно. Жизнь, в общем, не такая плохая штука.
Красное вино оказывает свое действие — следующие два часа остаются в памяти Пауля лишь отрывочно, подобно кускам целлулоидной синематографической ленты. Вот один из фрагментов: Краузе рассказывает анекдот из еврейской жизни, очень смешной, дословно уже не вспомнить, что-то про дочку молочника и ребе — хохочут даже за соседними столами. Второй обрывок: появляется посыльный из канцелярии и приносит записку от Шпиннера, (ага, значит, он не умер за столом! жив!) с требованием представить к завтрашнему числу «currculum vitae», то есть, автобиографию. Пауль только важно кивает, и посыльный снова растворяется в сигаретном дыму. Разберемся завтра. Эпизод третий: Пауль принимается шалить и поднимает бокал за его императорское величество. Все с готовностью пытаются встать, чтобы выпить стоя, но места не хватает, стулья сталкиваются, возникает неразбериха и ругань, и вместо торжества получается черт знает что. К удивлению Пауля, кто-то в соседней комнате принимается насвистывать начальные такты Марсельезы, но провокацию заглушают шиканьем и проклятиями. Когда духота становится невыносимой, Пауль спешно выбирается на улицу, на свежий воздух, помощники следуют за ним, как собачонки. Юнг держит в зубах секретный пакет, в его руках — пальто Пауля. Начальник милостиво дает себя одеть.
— Я бы прилег, — говорит Пауль слабым голосом, обращаясь больше к низким тучам и мокрым осинам, чем к своим помощникам. — Что-то мне нехорошо…
— В вашем бюро есть прекрасная кушетка, — сообщает Юнг. — Прикажете проводить вас?
— Да, приказываю меня проводить, — стонет Пауль. — Боже, как голова кружится…
Под аккомпанемент вороньего карканья они бредут в направлении восьмого блока.
Круглые, пахнущие табаком, ржавые модули, царапая крючками бока друг друга, катаются, стукаются, сцепляются и вновь расцепляются, мерный металлический звон туманом плывет над бескрайней серой равниной — бамм! бамм! бамм! Пауль просыпается от боя часов, у себя в кабинете, на кожаной кушетке, потная щека приклеилась к обивке. Пауль со стоном открывает глаза, в голове перекатываются модули, холодные и колючие. Что ж, он всегда был слаб на выпивку. Возможно, вино было крепленое спиртом. Этот мерзавец младший писарь подсунул ему какую-то дрянь вместо нормального вина, настоящие ополоски, во рту до сих пор отвратительный привкус, надо выпить воды.
— Краузе! — кричит Пауль, впрочем, нет, кричит он только первый слог, «Кра…», а далее невыносимая головная боль заставляет его перейти на стон. Старший писарь тут же появляется в поле зрения, он, неожиданно, в очках, в руках газета. — Краузе, дорогуша, принесите порошок аспирину, а лучше сразу два. И воды побольше. Что-то у меня голова…
Старший писарь понимающе кривит губы, кивает и снова отодвигается в полумрак. Пауль пытается сесть на кушетке и обнаруживает, что заботливые помощники накрыли его шинелью — теплое тяжелое сукно, от которого идет тягучий запах солдатского табака. Пауль брезгливо сталкивает шинель на пол, этого еще не хватало! Может, они меня еще и раздели?! Нет, сняты только ботинки, их приходится искать на полу под шинелью. Краузе уже вернулся, молодец. Принес воду и аспирин. Пауль, как капризный ребенок, открывает рот и старший писарь, после секундного замешательства, высыпает оба порошка прямо на высунутый язык господина поручика. Пауль запивает лекарство жадными глотками, аспирин скрипит на зубах и дерет горло.
