Зайденшпиннер опять делает осторожный царственный жест рукой, как бы посылая нового бойца на пулеметы противника. Аудиенция окончена. Даже если бы у Пауля были вопросы, никто не стал бы на них отвечать. В лучшем случае он получил бы еще одну порцию риторики. Пауль, не зная, как попрощаться, неудачно пытается щелкнуть каблуками. Зайденшпиннер не реагирует, он словно впал в летаргию — неподвижно сидит в своем кресле и смотрит на противоположную стену, на огромную карту Европы. Германская империя на этой карте плотно утыкана булавками, между ними натянуты цветные нити, словно герр Зайденшпиннер собрался ткать ковер, но еще не определился с узором. Пауль представляет, с каким удовольствием старина Шпиннер затянул бы такой же паутиной Францию, Испанию, а потом и весь остальной мир, страну за страной, континент за континентом.
— Разрешите идти? — спрашивает Пауль, борясь с тошнотой.
— Разрешаю, — говорит Зайденшпиннер, не пошевелившись, и, похоже, даже не открыв рта.
Пауль поворачивается и бредет к выходу. У двери он секунду медлит, вспомнив о талонах на питание, смотрит на Зайденшпиннера, но тот совсем окаменел в своем кресле, непонятно даже, дышит он вообще или нет. Совершенно подавленный, Пауль выходит в приемную.
— Господин поручик, — окликает его ординарец майора, пухлый малый в очках. Он протягивает Паулю толстый пакет серой бумаги. — Ваша почта.
— Почта?
— Копии последних приказов, несколько циркуляров и свежий номер журнала. Я не мог отдать пакет вашим помощникам, у них низкий уровень допуска.
— Да-да, — говорит Пауль, ничего пока не понимая. Требуется известное время, чтобы свыкнуться с услышанным, вся эта борьба порядка и хаоса, искусственный мозг, паутина над Европой, теперь вот какие-то помощники… — Скажите, я слышал… я насчет талонов на питание…
— Все необходимое ожидает вас в вашем кабинете на столе.
— В моем кабинете? А где…
— Восьмой блок. Табличку на двери уже сменили. Вы увидите, мы тут времени зря не теряем.
Да, времени они тут не теряют. Пауль смотрит на стенные часы — разговор с Зайденшпиннером занял пятьдесят минут, уже почти полдень. В желудке — словно камень лежит. Надо найти восьмой блок, надо найти свой кабинет, найти талоны и, наконец, надо найти место, где эти талоны обменивают на еду. Одному не справиться, а Феликс давно уже ушел. Пауль поворачивается к толстому ординарцу и говорит возможно более непререкаемым тоном:
— Телефонируйте в мой отдел и передайте моим помощникам приказ срочно явиться сюда. У них пять минут. Сейчас я проверю, действительно ли вы тут умеете ценить время.
Парень каменеет лицом, но без возражений принимается крутить ручку телефонного аппарата. Пока он бубнит в трубку, Пауль выходит во двор и в который уже раз сожалеет, что не курит — сигарета сейчас очень бы не помешала. Возможно, голова бы и прояснилась. На улице свежо, ветер шевелит бурые листья на мостовой. Посреди улицы скачет черный жирный ворон и каркает, как заводной, его крик болью отдается в голове. Пауль, все же, старается сосредоточиться.
Итак, судя по выспреннему бреду старика Шпиннера, существует некий рукотворный мозг, искусственный разум, который и руководит транспортными потоками в масштабах империи. Пауль даже представить себе не может, что за природа может быть у этого мозга, как он выглядит — слоновьих размеров медуза в цистерне с формалином? Отрезанная и гальванизированная голова циклопа Полифема? Что бы это ни было, оно существует и мыслит, строит планы, рассчитывает и организует. Судя по всему, с делом оно справляется. Воодушевленное успехом, высшее германское руководство решило применить его способности в военной науке, и с этим мозг тоже совладал, так как орды гуннов почти мгновенно оказались у стен Парижа. Но насколько Пауль понимает, месяц назад что-то разладилось. Здесь рухнула конфигурация, а там захлебнулось наступление. Немцы все еще топчутся на прежних позициях, даже не пытаясь идти на приступ почти незащищенной столицы. Вероятно, эти два события — падение конфигурации и провал на фронте — как-то взаимосвязаны. Понять бы еще, как? Но одно уже ясно: на события во Франции можно влиять отсюда, на расстоянии. Если уронить конфигурацию вторично, да посильнее, не разобьется ли она при падении окончательно? Тогда силы Франции и Германии уравняются, и они снова будут воевать по-старинке. Тогда появится и шанс победить. А пока боем руководит Полифем — такого шанса нет. Против Полифема любой бессилен. Хотя… Помнится, хитроумный Одиссей как-то же справился…
