Он никак понять не может.
— Это как зе так, — кричит, — это зе все для вас, для васего благополуция!
— Это-то мы как раз понимаем, что для благополучия. Для него и сопрем. Мы же иначе не можем. Это у нас в крови! Чтоб наш человек не воровал, надо ему сначала сделать полное переливание крови. Нашей на японскую.
Но японец упрямый попался. Все дырки в заборах замуровал, на проходной милицию поставил и все завез.
Ну?. На следующий день всю его электронику как ветром сдуло! Потому что нам все едино — что милиция, что японский городовой. Да хоть самураев ставь! Никому же из них даже в голову не придет считать: сколько женщин пришло утром на работу нормальными и сколько их вечером вышло с завода беременными!
Но японец все не унимается. "Я, — говорит, — и на старом оборудовании науцу вас выпускать кацсетвенную продукцию. Но при одном условии: от смезников бракованные заготовки не принимать!"
А мы ему: "Ну, это уж ты, Никамурыч, брось! Не в Японии. Это, может, у вас там все нужно проверять, а у нас и проверять нечего.
Все заготовки одна в одну — сплошной брак. Тут как-то пришла одна нормальная, так ее сразу — раз, и на ВДНХ!"
"Оцень хоросо, — говорит, — тогда я вообсе завод остановлю". И что вы думаете?.. Остановил. Гад.
Ну, неделю мы кайфовали. Вторую балдели. А на третью нервничать начали. Что же мы в зарплату получим? Октябрьские на носу, а отмечать их не на что. Мужики подстраховались и накатали на него "телегу" в райком. Только отвезли, возвращаются, а тут деньги дают. Мы прямо обалдели! За что зарплата-то? А оказывается, это не зарплата, а премия за экономию сырья и материалов. Вдвое больше, чем зарплата. Да к ней еще по полсотни за экономию электроэнергии. Да еще по тридцатнику от Советского фонда охраны окружающей среды от отходов нашего предприятия. И сверх всего — еще Красное знамя горкома профсоюзов за отсутствие производственного травматизма.
Мужики кричат: "Качать Никамуру!" Хватились, а его уже в райком вызвали. Мы — туда. Поздно! Никамурчика нашего уже на бюро райкома валтузят по партийной линии, хоть он и беспартийный.
"Ты почему, — кричат, — завод остановил, Никамурин сын?!"
А он им вежливо так: "А это, мезду процим, не васе дело. Меня народа выбирала, я перед ней и отвецу!"
А они ему: "Ты народом не прикрывайся! Не в Японии. У нас народ и партия едины. Как скажем, так и сделают. Понял?"
Но японец наш стоит насмерть, как камикадзе.
"Делайте со мной, цто хотите, я все равно бракованную продукцию выпускать не буду!"
А они ему: «У нас сейчас есть дела поважнее, чем твоя продукция. Для оформления праздничной колонны демонстрантов твой завод должен изготовить действующую модель крейсера "Аврора" в натуральную величину».
Но японец, видать, уже совсем не соображает, где находится.
"Пока, — говорит, — я директор, моя завода металлицеской посуды никаких военно-морских сил выпускать не будет!"
Райкомовских тут аж затрясло.
"Ах так, — говорят, — тогда тебя самого понесут на демонстрации вперед ногами! И учти, такими вещами у нас не шутят!"
Ну, тут в нашем японце самурайская кровь и взыграла. Схватил он со стола у Первого чернильницу в виде статуи Родины-Матери на Мамаевом кургане с мечом в руке, размахнулся и как заорет по-японски: "Банза-а-ай!"
И прямо на глазах у всего бюро сделал себе харакири.
Вот так вот. Глупо, конечно. Но что поделаешь, если у них, японцев, так принято на критику реагировать. Поэтому у них, наверное, и райкомов нету.
В общем, на следующий день собрали мы трудовой коллектив и решили: Никамурчика нашего хоронить прямо на 7 ноября. Да так, чтоб до 1 Мая запомнили! Сварганили мы за ночь "Аврору" из сэкономленных материалов, установили гроб на лафете кормового орудия и двинули крейсер на демонстрацию. С песней "Последний парад наступает!..". Поравнялись с трибуной и из шестидюймовки Авроровой — шар-р-рах! Холостыми, конечно. Отсалютовали.
Но начальство наше районное все равно так перетрухало, что сигануло с трибуны в общую колонну и смешалось с народом.
Они нам потом за нашу самодеятельность хотели вмазать, но мы им сказали, что ведь вы же сами это ему предсказывали — вперед ногами на демонстрации. А слово партии для нас — закон. Они и умылись.
