Воздухоплаватель Андрэ — погибший где-то у полюса во льдах, прекрасный герой моих юношеских мечтаний, — вот кто этот хромой, смуглый старик с белой гривой пророка, в рваном халате, в стоптанных туфлях на босу ногу…
Я скоро натер мозоли, повертывая медные рычаги.
Темные травы подымались, как шипящий прибой.
Поворот рычага — блеск длинной искры, — борта опоясывало светлой лентой огня и травы, как срезанные, отшатывались и спадали вниз, в туман болот, гигантской стеной зеленого водопада.
Я задыхался от пота, от жары: это была страшная работа…
И не слышал я, как ко мне подошел Андрэ.
Его веселое, загорелое лицо было в саже, он отгибал с жилистых рук закрученные рукава халата.
— Мы оба устали… Конечно, у меня ошибка в пределах охлаждения, но я его разбужу… Идем… Я зажег мою иллюминацию: — травы ее боятся больше всего.
По бортам горело ожерелье электричества, я видел его еще из болот.
Я иду за капитаном.
— Вы воздухоплаватель Андрэ? — говорю я.
— А, вы знаете?
— Да, вы погибли на севере, лет тридцать назад — ваш воздушный шар потерпел аварию… Я читал о вас… Вы погибли.
— Нет, я жив, — засмеялся он. — Идем завтракать.
Мы завтракали у величественного зеркального окна в кают-салоне… Я ел за четверых. Капитан рассказывал мне, как нанес чернозем на железные палубы, как на затонувших кораблях находил и провиант, и семена, и плуги, и машины, до тончайших и редких приборов, — правда, подмоченных и разъеденных морской солью…
— Но, капитан, — я смотрю на него через стол, — но все это мой сон! Вы погибли в 1890 году…
— В 1897 году, — так будет вернее. Да, в этом году я погиб для земли.
Он скрестил на груди руки. Его лицо стало суровым и прекрасным.
— Это было 29 июня 1897 года в погожий, ветреный день, когда наш шар поднялся из гавани Виго на Шпицбергене, чтобы лететь на Северный полюс… Со мной были мои отважные товарищи Стриндберг и Френкель.
Андрэ закрыл ладонями лицо. Он долго молчал.
— Френкель замерз первым… А Стриндберг, Стриндберг… Когда наш шар, точно издохший ихтиозавр, волочился по соленым снегам и льдинам, Стриндберг запутался в веревках, Стриндберг бился обледеневшей головой о мою грудь. Я держал его… Он бредил… Он просил у меня пива… Да, он жаждал английского черного портера с пеной… На 82° 1′ северной широты и 15° 5′ восточной долготы я выпустил последнего почтового голубя… Наш шар потерпел аварию… Он волочился по льдам, зачерпывая воду в океане, его гнало в бурю, в туман… Там мы погибли… И очнулся я на белом плато… Я знаю, вы тоже оттуда были сброшены в зеленое ущелье.
— Я сам кинулся туда.
— А, так… Когда мы упали в ущелье, Френкель был недвижен, а Стриндберг еще стонал… Это было двадцать восемь лет назад… Но мои руки были свободны… Я рвал веревки, грыз зубами… Потом потерял сознание… И кто знает, сколько дней лежал я так… Я очнулся от сосущей боли у шеи… Точно длинная пиявка охватила меня. Повел головой. Слева, справа, там, где лежали товарищи, высились зеленые холмы… Заросли сочных осок… И мои руки и грудь моя тоже были опутаны зеленью… Из ладоней моих росла полынь… Я задыхался… Но у меня достало сил стать на ноги… Травы, травы… Тут все превращается в травы… Много лет я боролся за себя, за товарищей… Их могилы здесь, на корабле…
— Жить мне помог огонь — в корзине аэростата нашлась пачка шведских спичек. Сначала я жил в этой корзине, но она расползлась в кусты вереска… Тогда я и набрел на кладбище кораблей. Железо и сталь сопротивляются дольше всего. Я жил на вашем русском крейсере «Русалка». — Его вынес сюда океан. Я менял многие корабли. Жил на «Титанике», а теперь здесь: он выше других… Сюда я и перенес два зеленых холма — останки моих товарищей… Еще десятки лет я буду защищаться железом и огнем от зеленой смерти… Смотрите!
Андрэ широко откинул занавес у окна:
— Вы видите там — холмы… Это корабли. Присмотритесь… Там, над трясинами, грандиозное кладбище, катакомбы затонувших кораблей, они сбиты друг на друга, они стоят дыбом, они повалены, нагромождены. Зелень уже охватила, уже сплела их в горы зарослей и мхов… Вот, левее, как три низких зеленых колонны, — трубы «Титаника»… Там бриги, фрегаты, затонувшие крейсера, пассажирские пароходы, броненосцы… Они поднимаются зелеными террасами все выше и выше к Золотому Пику… Вы видите там, вдали, за холмами эту золотую скалу. Там царит холод. Там начинаются горные льды… Там я нашел замерзшего матроса. У самой вершины, в огромных прозрачных льдинах, я там видел когда-то как будто портики храмов, колоннады… Это страна зеленой смерти, — это великое кладбище океана…
