«Как же можно равнять их и нас? — снова и снова возвращался он к мучающей его мысли. — Всегда и везде были и есть те, кто лучше, умнее и сильнее, те, кто более активны, культурны и, в конце концов, цивилизованны и все остальные! Это же закон мироздания! Это же понятный все принцип жизни! Как этого можно не понимать?!». Его рука во время всего этого мысленного монолога непроизвольно скользнула к кобуре и через несколько секунд на стол лег вороненный металл.
— Господин капитан, староста доставлен, — через приоткрытую дверь раздался голос ординарца и в комнату ввалился потрепанный мужичок.
— Наконец-то, вы почтили нас своим присутствуем! — преувеличенно радостно воскликнул капитан. — Я так долго вас ждал, так ждал, что почти и не надеялся на нашу встречу!
Степан, по всей видимости, радости немецкого офицера не разделял. Понурив плечи, он стоял около двери и с непроницаемым видом мял матерчатую кепку. Когда его сорвали с кровати и дали несколько раз по зубам, он чуть не умер от испуга. «Узнали, ироды! — до пят пробил его холодный пот. — Кто же рассказал?! … Боже! Что же будет с Танькой?!». Однако, разозленных солдат интересовал лишь он один и больше никто.
— И что мы молчим, господин Степан? — офицер говорил по русски довольно неплохо, правда с легким акцентом. — Кого мы ждем? Или может просто не хотим сотрудничать с германским командованием? А?
Продолжая мять кепку, староста сглотнул образовавшийся в горле комок.
— Так я за всегда готов, — с трудом вдавил он звуки из пересохшего горла. — Я что против?
— Отлично, господин Степан! — оживился Курт, энергично потирая руки. — Значит, мы готовы… Тогда рассказывайте, кто из вашего села помогает партизанам? Назовите мне имена, фамилии.
С лица старосты в этот момент можно было писать живописные полотна с психологическим уклоном. Его брови приподнялись, щербатый рот слегка приоткрылся, а в глазах плескалось просто вселенское удивление.
— Партизаны? — пробормотал он. — Господин офицер, помилуйте ради Бога, какие партизаны? Откуда в наше местности могут появиться бандиты? Да мы же за германску власть всеми руками и ногами согласны! Вот этими самыми руками любому сверну его поганую головенку, — староста протянул к немцу свои здоровенные, похожие на небольшую лопату, ладони. — Да, какие у нас партизаны?
— Хватит! — офицера словно подбросило со стула. — Хватит рассказывать мне сказки! Я, что похож на дурака, которому можно пудрить мозги?!
Он подскочил к старосте и начал выговаривать:
— Германский Рейх — это вам не большевики! Вы меня понимаете? Это раньше можно было без устали болтать языком и ничего не делать! Все! Хватит! Я вам покажу немецкий порядок! Я почти два года не вылазил из лесов… Ты меня слышишь, старый пень? Целых два года я скакал по лесам и ловил этих чертовых маки! За это время я понял одну вещь…
Он сделал недолгую паузу и с намеком посмотрел на старосту словно ждал от него какого-то откровения. Однако тот, по-прежнему, сохранял на своем лице столь искреннее недоумение, что было крайне сложно его в чем-то обвинять.
— Я понял одно — всегда, я повторяю всегда, партизан поддерживает кто-то из местных! — палец Курта выразительно устремился вверх. — Недалеко от вашего села происходят крайне неприятные события, которые мне приказано прекратить в самые кратчайшие сроки. И будьте уверены, я прилажу максимум усилий, чтобы полностью решить эту проблему! — через секундную задержку он продолжил. — Месяц назад пропали два связиста — от них нашил только погнутые велосипеды. Около двух недель назад пропал целый грузовик с обмундированием. Потом кто-то напал на полицая из соседнего с вами села. Его тело и оружие до сих пор не найдено. Все это произошло в непосредственной близости от вашего села! И ты мне еще будешь говорить, что у вас здесь нету партизан?!
Недоуменный вид стал медленно сползать с лица старика. «Как же плохо-то! Как же плохо! — забормотал он про себя. — Неужто и правда кто-то у нас в лесу поселился… Что же теперь будет-то?».
— Надеюсь вы меня понимаете?! — офицер вновь перешел на «вы». — Вы понимаете, что я вынужден принять превентивные меры?! У меня просто не остается другого выхода. Если вы не понимаете нашей доброты и мягкости, если вашим людям по душе власть большевиков евреев, то мне остается лишь одно — казнь! Даю вам последний шанс исправить положение и спасти себя и своих односельчан. Через два дня я должен знать все: кто, где и когда помогал партизанам. В противном случае… А теперь вон!
