— Вот он, вот! Лукьян Соколюк! — Дарннка кинулась к нему, но Принц засмеялся, расхохотались и его подчиненные. Майор, показав на Даринку, спросил татарина:
— Имя? Как ее звать? Юноша растерялся.
— Даринка я, Даринка… А ты Лукьян… — зашептала Даринка.
— Шомполами ее, шомполами! — приказал майор. Несколько гестаповцев выдернули из винтовок шомпола, схватили Даринку за руки, повалили перед майором, уже готовые отстегать обманщицу.
Майор встал, поднял руку в белой перчатке, а потом, приказав поднять Даринку, спросил через переводчика:
— Дети есть?
— Есть…
Принц распорядился отдать ей юношу. Но пленные уже спрятали его в своей колонне, боясь еще одной экзекуции. — Лукьян! Лукьяша! — кричала Даринка, но напрасно. Колонна двигалась вперед, суровая, молчаливая, Даринка заплакала и бросилась догонять Присю.
Явтушок до конца своих дней будет скрывать, что побывал в плену. «В окружении», «в котле» — пожалуйста, мол, все начало войны прошло в сплошных «котлах», «мешках» и тому подобном, но «плен» — уже самое слово коробило его воинское самолюбие. Л между тем в плен он попал, и с помощью прикладов его поставили в общую колонну, которая тянулась через степь вдоль реки Синюхи. Пригнали их на кирпичный завод, и там они гнили в шалашах до заморозков. Есть такой тихий городок — Панычи, а на окраине его — открытый всем ветрам заводишко. Нет хуже жилья, чем шалаш для сушки кирпичей, — там вечные сквозняки, даже если вокруг ни малейшего ветерочка.
Явтушок и здесь, в плену, нашел себе командира. Это был в прошлом секретарь Глинского райкома партии Максим Сакович Тесля. В шалаше он значился как рядовой Кузьма Христофорович Илькун, но Явтушок сразу узнал его и в Панычах добровольно стал его ординарцем.
В начале октября из соседнего совхоза прибыл комендант и отобрал себе шоферов. Тесля и его ординарец назвались шоферами, и капитан Вайс потом имел возможность убедиться в этом. Они выкрали его собственную машину («оппель капитан») и в одну ночь очутились за двести километров от Вайса. Явтушку очень хотелось поставить эту машину к себе в овин, и, если бы не кончилось горючее, мечта Явтушка могла бы осуществиться. Кроме того, это ведь был и вопрос престижа в глазах Приси: ни один солдат еще не возвращался из плена на собственной машине, которая потом спокойненько могла бы стоять в овине до конца войны. Однако «оппель капитана» пришлось сбросить с берега в Южный Буг. Остаток пути предстояло одолевать пешком, но самое худшее, возможно, ждало их впереди— в списках коменданта Вайса остался адрес Явтуха Голого. Реакция могла быть незамедлительной, и потому беглецы побаивались Вавилона, предполагая, что люди Вайса уже там. С этими опасениями они все же добрались до Вавилона и засели в лозняке, откуда — через Чебрец — Явтушку рукой подать до родимого порога. Хата его на горе, за ним Соколюки, Валахи, Бойчуки, Буги, Кадрели, Чапличи, Стаенные и Стременные. Стаенным и Стременным Явтушок посоветовал сжечь свои хаты, когда был страховым агентом, и теперь у них не хаты, а дворцы. А по эту сторону Чебреца, где укрылись они с Теслей, — верхний Вавилон, и вон там, на самой макушке, живет Фабиан, на котором Явтушок и сосредоточил сейчас все свое внимание. Но вдруг Яв тушок застыл, онемел, а лицо стало белое, как лилия на Чебреце. «Что с вами, Явтуша? Неужели Вайс?» Но Явтушок раздвинул лозу и успокоил: «Нет, нет никакого Вайса. Что это там за проходимец с моею Присей? В моих брюках и моей рубахе? Нет, в моем праздничном меховом жилете. Два хорька пошли на воротник…»
— Вы хорошо видите? — спросил он у Тесли.
— На зрение пока не жаловался.
— Так вон там моя картошка. А на ней женщина с ведерком. Это Прися. Прися Варивоновна, на случай, если вам доведется встретиться с ней.
— А почему бы и нет?
— А потому, что вон, видите, — мужчина около нее. С лопатой. Это не сын, и не сват, и не брат. Вы видите, как они переговариваются и смеются. Как молодожены… — Явтушок сжимал кулаки от злости.
— Вы с ней в законном браке?
— В законном. В глинской церкви венчались. Крест целовали. Восемь сыновей, как желудей, насыпала мне. Один помер, пятеро уже под ружьем, а. двое вон погнали гусей в поле. Валько и Михась. Нет, Михась и Санько, то есть Сашко.
