— Запорют оне тебя, Акимушка, до смерти, ох чует мое сердце, запорют. Та чтож тебе не хватало девок дворовых? Чего ты на барыню позарился, тать? Вот теперь не пощадят ведь. Шкуру спустят, я видела, Силантич кнут замочил в молоке, — причитала она и тихонько совала ему кусок мяса пожирнее с барского стола и хлеба с маслом, чтобы посытнее.
— Нако вот, поешь, страдалец, — тихо шептала она, — может и одюжаешь.
Наступил день Че. Барин Илионор Владимирович с самого утра пребывал в хорошем расположении духа. Встал ранехонько, почти с самыми петухами. Сделал несколько упражнений французской гимнастики для здоровья. Выпил чашку горячего кофея и пробежал глазами несколько полос из газеты, что вчера привез нарочный из столицы и пошел проведать жену свою. Она после неприятного конфуза почти не выходила из комнаты и по большей части лежала на кровати в дурном настроении. Погорячился тогда Илионор Владимирович, конечно, не надо было жену стегать подвернувшимся под руку узорным ремешком. Так ведь и осерчал как! Но он знал, как обрадовать свою жену. После того как мерзавца Акима запорют, он продаст чахлую дальнюю деревеньку Отшибово, которая приносила лишь одни растраты на содержание, помещику Пьянокутилову и на эти деньги они поедут лечить ее хандру на воды, как давно уже советовал ему доктор Сдохнев.
Доложили, что прибыл батюшка Варфоломей Опиум-Коноплянский. Поп не стал ходить вокруг да около, занял место «в первых рядах», у конюшни, за столом под навесом из парусины.
— А что, любезный мой Илианор Владе-е-мирович, — сказал он нараспев, при этом, не дожидаясь остальных, налил себе в рюмку водки с верхом, выпил, расплескивая, и продолжил, — готов ваш аспид к заслуженной экзекуции?
— Готов, готов батюшка, куда же ему деться, — хохотнул в ответ помещик.
Поп тут же налил еще и запрокинул рюмку в рот. Крякнул от удовольствия.
— Ах, хороша мерзавка, лягко-о идет, словно сам сатана своей проклятой рукой заливает, — он перекрестился, — прости Господи… Енто хорошо, мой сударь, что готов.
Он перекрестил снедь и угощения, стоявшие на столе, взял в пригоршню добрый сноп квашеной капусты и отправил вслед за водкой. Несколько капустных ниток вплелись в длинную нечесаную бороду, но он лишь откинул ее в сторону и налил вторую рюмку.
— Число два есть ось симметрии, точка равновесия, что обеспечивает состояние покоя нашего внутреннего мира. Так послужи же сей сосуд равновесию моей души, — сказал он и опрокинул в рот третью рюмку.
— Так это третья была!
— А первая не в счет, она для пробы, не для счета.
— Ох, батюшка я в ваших философиях совсем не силен. Я больше по политике, по внешним отношениям государств разбираюсь, но выпью с удовольствием.
Через минуту в щегольской коляске Пьянокутилова приехали доктор Сдохнев и сам Федор Петрович.
— А вот вам и собеседник по вашим наукам и философиям, доктор уездный пожаловали, — встрепенулся Илионор Владимирович, — вы пока тут подискутируйте, а я с Федором Петровичем о дельце небольшом поворкую.
Он радушно принял гостей и, взяв под локоть Пьянокутилова, уединился с ним в своем кабинете.
Последним приехал Иван Аполлонович Нижекланевский. Он вальяжно вышел из коляски, опираясь на подобострастно подставленную руку хозяина сегодняшней встречи.
— Ну, вот все в сборе, — хлопнул в ладоши Илионор Владимирович.
Он позвал управляющего.
— Митрофан, ужо пора зачинать. Давай, веди аспида да задай ему хорошо. Сними с него шкуру, как ты умеешь, по-особому, с оттяжечкой.
Управляющий за несколько лет управления имением набрался опыта и набил руку на порке. Очень Митрофан гордился своим особым кнутом из бычьей кожи — таким и всю кожу со спины снять можно, как хвалился управляющий. Хлестнет Митрофан Силантьич несчастного и тянет неспешно кнут на себя, а хвостики цепляют разрубленную кожу и тащат за собой. После нескольких ударов так и снимает он кожу со спины лоскутами.
— Не соблаговолите сумлеваться, барин. Сделаю все как положено, шкуру с него спущу, с мерзавца, — ответил управляющий.
Господа уже хорошенько набрались водки и коньяку из личных запасов Илионора Владимировича. Его он выставил, чтобы отметить выгодное дельце с помещиком Пьянокутиловым по продаже захудалой деревеньки.
