Догадка о намерениях Зебры доставляла Камилле определенное удовлетворение. Ей тогда казалось, что их супружеская любовь не совсем уничтожена. Но теперь Камилла не возмущалась, как бывало в прошлом, а продолжала лихорадочно вскрывать конверты, радуясь тому, что Зебра все еще управляет ею. Его смерть заставила ее соглашаться на то, что она раньше воспринимала с чувством протеста. Их дальнейшее сосуществование тем самым значительно облегчалось.
Камилла прожила в ожидании несколько недель, вскрывая и отбрасывая письма, выражавшие соболезнование, поток которых не прекращался. Перещеголяв Пенелопу, она молила Бога, чтобы очередное письмо от возлюбленного принесло ей облегчение; и вот однажды утром пришла небольшая бандероль, Камилла поспешно вскрыла ее, и там оказалась видеокассета без всякой надписи.
Видеомагнитофон показал на экране телевизора лицо Гаспара. Он снялся в Павильоне любви среди собственных изобретений и поделок. После короткого предисловия перешел к сути:
– Любимая, ты прекрасно понимаешь, что мы всегда образовывали союз втроем: ты, смерть и я. Вчера я относился к тебе так, будто каждый день нашей совместной жизни – последний. Сегодня тьма с нами постоянно, она член нашего союза. Так что, по сути дела, ничто не изменилось в наших отношениях.
И Зебра продолжал свой странный монолог, рассказав о причине, по которой он истощал себя, придумывая разные ходы. Он стал говорить о том, что с юных лет втайне надеялся на многое, и о том, какое жестокое разочарование постигло его, когда в сорок пять лет, то есть в возрасте, в котором большинство гениальных людей либо осуществляли свои чаяния, либо терпели фиаско, он не стал ни Шекспиром, ни Бетховеном, ни Ганди. Теперь Гаспар говорил искренне – нельзя прослыть смешным, когда тобой закусывают черви. И вот тогда, вместо того чтобы казниться, что природа – безжалостная, как всякому известно, – не дала ему никакого особого таланта, он и задумал перекроить их любовь и сделать из их супружеских отношений шедевр, живое произведение, неумолкающую симфонию, повседневный роман. Раз уж он не смог очаровать человечество созданием «Джоконды», он принялся создавать нематериальный шедевр, похожий на жизнь, особенно в глазах своей жены, и тем хотел утешиться.
– В твоих глазах, – повторил он с экрана.
Затем Зебра объявил, что это его появление перед ней – последнее. Больше он не будет писать и мучить ее.
– Подойди, – нежно попросил он.
Камилла, как загипнотизированная, приблизилась к телевизору.
– Поцелуи меня, – шепнул он.
Их губы соединились на стекле экрана, потом картинка погасла.
Наутро Камилла проснулась с таким ощущением, будто эпизод с видеокассетой ей приснился. Но следы помады от ее губ на экране телевизора подтвердили реальность происшедшего накануне.
Кстати, то, о чем говорил Зебра, оказалось соответствующим действительности. Камилла с тех пор не получала никаких посланий, лишь букет роз, который цветочник принес без визитной карточки отправителя. Камилла все поняла.
Однажды, когда она обедала у Мари-Луизы и Альфонса, последний допустил оплошность в разговоре, проговорился о своем сообщничестве с Гаспаром. Выдав себя с головой несколькими неосторожными словами, он под пристальным взглядом Камиллы запираться не стал, признав все, что было, коротким «ну да» и обреченно пожал плечами.
Когда, казалось, все уже было сказано, Мари-Луиза добавила:
– Букет роз не входил в их планы. Это я послала, потому что, будь я на вашем месте, я была бы очень рада, если бы Альфонс прислал мне красные розы.
В порядке оправдания Альфонс сказал только: «Он же мне друг». И больше об этом не говорили.
Дети вернулась из Бретани серьезными, и серьезность эту они сохраняли, даже когда смеялись. Тюльпан стал жадным до жизни, как Зебра, но при этом оставался самим собой, Наташа перестала восстанавливать справедливость на кладбище Санси.
Начался новый учебный год – для всех троих. Камилла снова начала вести математику в своих классах. Она впала в какое-то тупое безразличие и безропотно позволяла потоку грусти увлекать себя по течению, лишь время от времени возмущаемому водоворотами бунта против Зебры.
