"21 марта 1943 года.
Вчера не ходил в город. Был все время в хуторе и почти весь день спал. В хуторе около 100 дворов. Сегодня в городе. Пути за ночь наши разбили, и сейчас их чинят. Дом у нас цел, только окна вылетели. На огороде большая воронка, и у нас пробило стену осколком и выбило стенку в шкафу. Остались на ночь в городе. Вечером опять бомбежка, но не очень сильная. Ворам сейчас раздолье. В городе никого почти нет. Наши во время бомбежек спускают парашютистов, и люди часто находят парашюты. Шелку в нем метров сорок. Вот бы найти! Комендант дал приказ все парашюты, листовки и все вещи, брошенные с самолетов, сносить в комендатуру. А не то расстрел. Ищет дураков! Крестьяне уже сеют".
"23 марта 1943 года.
Рано утром в городе. Эту ночь городу досталось. Кругом здоровенные воронки. Гарью здорово несет. Ивана Матвеевича чуть не привалило землей в щели. Близко бомба упала. Говорит, что все время в ушах гудит. Хата целая, но еще прибавилось воронок на огородах. Наши разбили депо".
Жители хутора Шумейкива чем могли помогали детдому. Крестьянки, завидев на улице детей, зазывали их к себе и кормили борщом, пареным турнепсом, поили молоком.
- Не журитесь - прокормим! - утешали они Анну Константиновну.
Жизнь приюта на новом месте потихоньку налаживалась. Старшие ребята становились хорошими помощниками - таскали воду, кололи дрова, чистили картошку. Анна Константиновна приглядывалась к детям, отмечала, что развиваются они нормально, и в душе гордилась этим. Нина Щерба любила читать, Тамара Копель - рисовать, Стась Григорцевич - играть в "немцев" и "наших", а Слава Щерба был путешественником. Где-то пропадал целыми днями, но к вечеру обязательно возвращался, чтобы не волновалась Анна Константиновна. Часто бегал к железной дороге - она была для него своего рода газетой. Прибегал радостный:
- Снова привезли битых немцев!
Однажды Слава нес с соседнего хутора молоко для Шурика Неизвестного. Шел полями и вдруг увидел, что на черной пашне что-то белеется. Это была свежая листовка. "Наши!" Он обшарил глазами небо, но там было пусто. Быстро спрятал листовку за пазуху и побежал. Занозил босую ногу, пролил молоко. Валентина Тихоновна начала было его отчитывать, однако, увидев листовку, все забыла. Простые родные слова рассказывали о положении на фронте, о героическом труде советских людей в тылу, призывали к мужеству, к борьбе против немецких захватчиков...
Но вернемся в Бахмач и снова посмотрим на мир глазами Толика Листопадова.
"1 апреля 1943 года.
Сегодня первую ночь спали без бомбежки. Сразу чудно как-то показалось. Тепло уже. Ребятишки начинают бегать босиком. Сегодня немцы согнали ребят и меня тоже и начали фотографировать в то время, как другие "дают хлеб". Заставляли тянуться за хлебом. Мы начали разбегаться, а они нас бить. Мне досталось раза два в ухо".
"7 апреля 1943 года.
Сегодня опять налет с вечера, но не сильный. Днем шлялся по станции и за это получил по зубам от жандарма. Из носа текла кровь. У нас уже повелось, как только поп начнет читать за здравие немцев, все выходят из церкви, а ему разные интересные записочки бросают".
"8 апреля 1943 года.
Сегодня опять налет. Все думают, что опять полмесяца подряд бомбить будут. Бросали по городу листовки. Полиция бросилась утром собирать, но ничего не нашли. Все люди подобрали. Потеха!"
А для приюта снова наступали тяжелые времена. Хуторяне делились с детьми последним, но весна сорок третьего года в немецком тылу была особой. Много земель пустовало еще с прошлого лета. С приходом врага общественные хозяйства были разрушены, и уже полтора года фашисты непомерными налогами и грабежами душили крестьян. Пришлось голодать, отказывать себе в самом необходимом, чтобы засеять хотя бы часть земли. Родные листовки, содержание которых знали в каждой хате, призывали: сейте, сейте, сейте хлеб!
Наступили дни, когда Анна Константиновна с трудом вставала - кололо сердце, кружилась голова, не держали опухшие ноги. На детей было больно смотреть. Они перестали играть, сидели присмиревшие, тихие.
Валентина Тихоновна отправилась по соседним хуторам. Удалось достать немного муки, из которой готовили густую, тянучую массу. Когда сваренная мука застывала, ее резали ножом на маленькие кусочки и ели. А однажды утром Слава Щерба тоже взялся за мешок.
