— Будешь снимать иголку со шприца, вот сюда мазь выдавишь; поршнем подожмешь, чтоб только воздуху не было; вводи в ранку и впрыскивай перед зеркалом, чтобы внутрь попало, а не сверху по коже растеклось, и тут же салфеткой стерильной закрывай, чтоб не вытекло, и бинтуй шею потуже… — инструктировал он меня.
— Сколько делать? День, два, три?
— И день, и два, и три, и, вообще, пока не наступит облегчение… Швы придешь снимать через семь дней.
Я вышел из больницы на негнущихся ногах, попробовал догнать маршрутку, но бежать не смог. Видно я переоценил свои силы: температура, слабость, общее истощение.
Дня два из меня с потом выходили лекарства; их зловонные запахи пропитали всю постель. «Когда люди потеют — это очень хорошо: организм борется, выбрасывает ненужное», — говаривал Караваев.
Потом я отъедался, как сумасшедший; какой-то жор на меня напал. Я целыми днями ел, ел и ел. Пока родные не забеспокоились — почему я так много ем? Но я уже наел себе щечки, и организм сам упокоился, очевидно, понял каким-то своим особым чувством, что голодная смерть ему не грозит.
Однако после больницы появились и осложнения: послеоперационная рожа, которую пришлось выжигать «наружным». Смазывал обе ноги через каждые полтора часа. Вроде сошло, но надолго ли? Температура долго держалась. Как пелось в советской песне: «Ничто не проходит бесследно…»
Победила ли караваевская система? Я не знаю. Может быть, победила или победит еще.
Как говаривал Караваев: «Воспринимайте жизнь как испытание». Вот я и пытаюсь воспринимать. Одно дело — писать книжки о здоровье, а другое дело за это здоровье бороться.
