С 1849 года главным архитектором Алжира был Фредерик Шассерио (1802–1896). Именно по его проекту была возведена величественная набережная, примыкающая к площади Мучеников — подножию Касбы. Эта стройная линия обращенных к морю зданий с большими фасадами, колоннадами, портиками тянется вдоль берега на протяжении около двух километров. Внизу за парапетом набережной — железнодорожный вокзал, отделяющий ее от моря и порта, вверху — центральные улицы и кварталы нового города. После 1870 года набережная получила название бульвара Республики, в зданиях, расположенных на нем, были размещены мэрия, префектура, банк, туристические агентства, отели. Чуть выше, параллельно набережной, идет одна из центральных улиц города — Изли, ныне улица Ларби Беи Мхиди. Теперь она продолжает собою старую торговую улицу Аль-Джазаира — Баб-Азун. Между ними, как бы на стыке городов — нового и старого, — находится старейшая площадь Алжира со сквером, накрытым, как шапкой, густыми кронами многовековых латаний. Ныне это место носит имя героического Порт-Саида (в мае 1963 года на освобожденной алжирской земле впервые побывал Гамаль Абдель Насер).
Много исторических эпох, интересов, культур скрестилось здесь. Именно на этом месте состоялась высадка турецкого корсара Барбароссы, затем вокруг были стрельбища янычаров, здесь велись бои с армией Карла V, происходили восстания свободолюбивых алжирцев. Когда-то на этой площади стояла часовня с останками марабута Сиди Мансура, имевшего немалое влияние в Северной Африке XVII века. Стояла она под платаном, запечатленным на многих старинных литографиях. По преданию, платан был посажен самим Сиди Мансуром, любившим сидеть на этом поистине великолепном месте над морем. Когда же в 1846 году встал вопрос о строительстве театра, часовню было решено сломать, прах святого перенести на кладбище к усыпальнице Сиди Абд ар-Рахмана, а знаменитый трехсотлетний платан сохранить. Однако вскоре платан стал засыхать — естественно предположить, что были повреждены его корни, — но арабы создали печальную легенду о том, как старый платан не смог пережить ухода отсюда своего хозяина. Так или иначе, этого векового свидетеля истории пришлось срубить.
Постепенно оживленная площадь становилась центром культурной жизни города — сначала здесь разбивали свои палатки паломники, приходившие поклониться праху Сиди Мансура, — сюда же стали являться и странствующие музыканты, затем здесь же, над берегом, французы выстроили площадки и беседки для выступлений оркестров и солистов, несколько кафе, служивших местом встреч литераторов и актеров. Театральное помещение на 300 мест, сооруженное на углу площади Мучеников и получившее за свою камерность и уют название «Бонбоньерка», было вскоре закрыто из-за близости к собору (еще недавно бывшим мечетью Кечава) и архиепископству (занявшему Дар-Азиза).
Центральные улицы — Ларби Бен Мхиди и Мурада Дидуша (бывш. Мишле), после небольшого изгиба у здания почтамта переходящие друг в друга, изобилуют многоэтажными домами, ранее населенными французской аристократией. Разноцветные жалюзи, покрывающие большие отрезки окон и балконов, рельефно выделяются на ярко-белых плоскостях стен и создают то цветовое своеобразие, которое часто наблюдается в архитектуре колониальных стран. Почти все балконы отделаны узорчатыми перилами. Расположенные по обеим сторонам улиц магазины защищены от солнца сводчатыми галереями или, как окна и балконы, прикрыты пестрыми маркизами.
Испугавшись обжигающего африканского солнца, французы строили узкие улицы, на которых и сейчас в самом Центре приходится мириться С односторонним движением. В Алжир была механически перенесена вся эклектика стилей Второй империи и Третьей республики, с домами, вычурно украшенными нишами, карнизами, консолями, плетеными решетками, разноцветными жалюзи, скульптурами и т. д. Это несоответствие, не-продуманность отмечались не раз и во французской литературе. Дюма писал об Алжире: «Множество французских построек сильно вредят единству впечатления, которое производит Алжир как французский город». Мопассан в своем цикле очерков «Под солнцем», посвященных путешествию по Алжиру, говорит о том же: «Европейский квартал Алжира, красивый издали, вблизи производит впечатление нового города, выросшего в совершенно неподходящем для него климате… С первых же шагов вас поражает, вас смущает ощущение плохо примененного к этой стране прогресса, грубой, неуклюжей цивилизации, мало вяжущейся с местными нравами, со здешним небом и с людьми. Скорее мы сами кажемся варварами среди этих варваров, правда, грубых, но живущих у себя дома и выработавших вековые обычаи, смысла которых мы, видимо, до сих пор еще не усвоили».