Мысленно чертыхнувшись, я хлопнул ладонью по столу и заявил, что разговоры ни к чему не приведут:
— Король может штурмовать замок хоть завтра, хоть прямо сейчас. Или пусть убирается, чтоб духу его не было на этих землях. В таком случае все узнают, что он не только подлец, но и трус. И прекратите меня называть молодым человеком. У меня есть имя. И титул.
Графские усы и борода неопределенно зашевелились — то ли он поморщился, то ли криво улыбнулся.
— Вы скверный дипломат, любезный князь. Все ваши неприятности происходят только из-за этого. Будь у вас советчик, мудрый, знающий жизнь… Вы так молоды, и перед вами такой огромный, бескрайний простор…
Я насторожился. Граф выходил на какую-то новую тему, и, кажется, готовился изложить то, ради чего и пришел сюда. Он налил себе еще, сделал хороший глоток и произнес, глядя вдаль:
— Даугтер — удивительное место. Вспоминая годы, проведенные здесь, я прихожу к выводу, что нигде и никогда больше не был свободным. Только здесь. В изгнании. Почти что в заточении. Я всегда чувствовал огромный, бескрайний простор. И ничего в этом удивительного, молодой че… э-э… князь. Здесь у меня была свобода размышлять. Я мог думать о чем угодно, а это, согласитесь, главное.
— Это не главное, — ответил я и добавил слышанную еще от отца фразу о том, что нет толку в раздумьях, ибо раздумьями славу не добудешь.
— А я считаю, что нет толку в необдуманных поступках и бессмысленном риске, — сказал граф. — И, заметьте, мы оба не правы. Истина, как всегда, находится где-то посередине. Скажем так: мои идеи, помноженные на вашу смелость и волю.
Вот оно что, подумал я. Идеи. Да еще помноженные. А ведь солидный пожилой человек, пора бы и остепениться.
— Слышал бы король ваши речи, наверняка бы пожалел, что облагодетельствовал вас так опрометчиво, — сказал я. — А что за идеи?
И не успел я глазом моргнуть, как граф Дарга, отнюдь не последний человек в государстве и любимец его величества, изложил мне план крупномасштабного дворцового переворота. Переворот, по его словам, зрел уже давно, ибо король Йорум так же пригоден к управлению государством, как он, граф Дарга — к пляскам на канате. А полоумный наследник — еще одно подтверждение тому, что династия изжила себя. В число заговорщиков входят представители самых знатных фамилий, которых граф мне называть пока не будет; единственное, что он сейчас может сказать — это люди достойные и могущественные. Все они сходятся на том, что стране необходим властитель, подобный Горну Восьмому. И нужен он немедленно, иначе страна просто перестанет существовать.
— По первоначальному замыслу на престол должен был взойти Гич Эрри. Но наши противники сделали ход первыми — Эрри погиб на охоте при весьма странных обстоятельствах.
— Обидно, — сказал я. — И кого же теперь определяют на роль Горна Восьмого?
— Рассудите сами. Это должен быть человек, ненавидящий короля, человек воинственный и решительный, человек, который способен…
Граф ярко обрисовал характер Горна Восьмого, при этом многозначительно поглядывая на меня. Я выслушал и сказал, что таких людей сейчас нет, во всяком случае, я таких не знаю.
— А я знаю, — ответил граф, сверля меня глазами.
— В самом деле?
— Не притворяйтесь, это у вас плохо получается. Вы плохой дипломат, я уже говорил. Но вы — воин, способный возродить славу империи. У Йорума ржавчина в крови. Он уже не знает, зачем ему власть. С каким трудом мы уговорили его лично принять участие в этом походе! Возглавить, так сказать… Не он привел нас сюда, а мы его. Теперь все зависит только от вас. Под этими стенами не только ваши враги, но и люди, которые хотят помочь вам. Остается только обдумать нашу совместную тактику, верно?
— Нет, — ответил я. — Но изложено было убедительно, еще немного — и я бы поверил.
— Клянусь… — начал граф.
— Хач! — крикнул я.
Хач вломился, чуть не сорвав дверь с петель. Увидев, что мне ничего не угрожает, он остановился и, набычившись, уставился на графа.
— Если со мной что-нибудь случится, это вряд ли пойдет вам на пользу, — поспешно сказал тот.
— Запрешь господина графа в Алой, в винном погребе, — приказал я.
