Доктор Амелунг метнул в меня молнию взгляда. По всему выходило, что лично он ничего приятного в ситуации категорически не видит и, будь его воля, знакомиться не стал бы. Но, тем не менее, мне удалось немного охладить его гнев — показаться невоспитанным сатрапом ему тоже не улыбалось.
— Добрый вечер, — через силу выдавил он и даже попытался навесить на лицо некое подобие радости от знакомства. Радости не вышло, только хищный оскал. — Я Клаус Амелунг.
Странное дело, но я решительно не могла его вспомнить, хоть и посетила всех мало-мальски известных специалистов Бремена.
— Папа, что ты здесь делаешь? — некстати вставил Курт, лучше бы молчал.
Папа сразу вспомнил о сыне и о своем отношении к происходящему здесь. Но первый момент был папой явно упущен, пыл его поубавился, папа покачал головой на неудачный вопрос и вздохнул:
— Я ехал мимо и увидел свет, решил проверить. А что здесь делаете вы?
— Это не то, что вы думаете, доктор Амелунг, — на всякий случай вставила я свое веское слово. Ничего приличного он не думал — видно по сердитым глазам под очками.
Мне жизненно важно было сейчас спасти Курта, отвести от него несправедливый гнев. Но, похоже, доктор Амелунг не собирался позволять мне голосовать.
— Фрау Миттель, должно быть, пора домой, — отметил он, отозвавшись обо мне в третьем лице. — Поздно уже.
Это был очень прозрачный намек. Я подумала, что лучше прислушаться, иначе дальше может последовать прямое предложение покинуть его драгоценный гараж. Да и зачем выводить его из себя, новый взрыв гнева может рикошетом ударить по Курту.
— Вы совершенно правы, мне действительно пора, — пришлось согласиться. — Спасибо вам большое, Курт. Я сегодня узнала много нового для себя.
Я бросила на Курта взгляд одновременно виноватый и призывающий его держаться. Он ответил мне успокаивающим кивком головы, опять переставшей казаться дынькой:
— Доброй ночи, фрау Таня. Очень приятно было с вами пообщаться.
— До свидания, — недобро пробурчал старший Амелунг.
Я не стала разводить антимонии и скоренько ретировалась.
На наш город незаметно опустилась темнота. Удивительно, но такой приятный и жизнерадостный в лучах солнца, в темноте район выглядел недружелюбным и неприветливым, словно подтверждал мою здесь неуместность. На пустой улице не наблюдалось ни души, обыватели смотрели футбол или предавались каким другим занятиям. В окнах дома через дорогу семейная пара уютно ужинала за круглым столом с низко подвешенным абажуром, и там мне тоже не было места. Ветер, казавшийся днем легким и приятным, налетал сейчас холодными рывками, трепал волосы, закидывая их в рот и глаза. Я плохо ориентировалась в темноте, лишь примерно представляя путь домой. А главное, в гараже я забыла велосипед. Можно было бы вызвать такси, но в ожидании машины я могла тут околеть от холода — ветер дул с воды, как я люблю. А одета я была никак не для ночных пеших прогулок.
Я немного потопталась посередине улицы и, как овца на заклание, поплелась назад к гаражу. Тихонько приоткрыла дверь и в нерешительности замерла на пороге.
— …мне казалось, что ты меня понял. Видимо, я ошибся в тебе.
— Папа, я хотел помочь…
— О какой помощи может идти речь? — выговаривал папа менторским тоном. — У тебя на сегодняшний день нет никакого права, ни юридического, ни морального, как это можно не понимать? То, чем ты здесь занимаешься, подсудно, Курт. Тебе знаком принцип «Не навреди»? Ты что, в самом деле полагаешь, что все можешь? Чего ты хотел добиться, я не понимаю. Чем конкретно ты пытался ей помочь?
— Я думал о регрессивном гипнозе…
— О регрессивном гипнозе. Регрессивный гипноз, Курт, хитрая штука, виртуозная. У меня сам знаешь какой опыт, но и я не рискую практиковать регрессивный гипноз, не чувствую в себе уверенности. Я все понимаю, ты не думай, я понимаю, как тебе хочется практиковаться, но ты не имеешь на это права, не забывай. Я считал, что ты уже достаточно взрослый и ответственный. В прошлый раз мне казалось, что мы обо всем договорились, а ты вначале вовлекаешь в сомнительные игры детей, а теперь еще и уговариваешь мамашу.