Таня, а тебе не кажется, что ты с ним кокетничаешь?
— В вас. И в детях. Мне нравятся дети своей непосредственностью. И нравятся взрослые, похожие на детей.
Это я-то похожа на ребенка? Нет уж, дорогой.
— Только таких взрослых мало, поэтому я предпочитаю общество детей. Дети это чувствуют, что я искренне, и тоже тянутся ко мне. Как бы вам объяснить, взрослые часто страдают нехваткой времени и всегда имеют установку на воспитание. Да вы и сами это знаете. Это нормально, вы не подумайте. А у меня больше свободного времени, и я с ними на равных. Я сам многому учусь у них.
Курт Амелунг задорно крутанул в руке палку. Так часто крутят тростью фокусники, предупреждая, что сейчас начнется самое интересное.
— Есть козявки, например?
Господи, Таня, да остановись ты, куда тебя несет?
Курт улыбнулся мягко, слегка смущенно:
— Это вы про беднягу Мюллера? Каюсь. Я сам себя ругал после этого. Знаете, бес попутал. Но Мюллер меня в тот день окончательно достал, у него же гипертрофированный дух противоречия. Инфант террибль. А, кстати, вы знакомы с Расти Мюллером?
Тут уж смущенно засмеялась я: я знаю малыша Мюллера, с которым не хочет дружить никто из детей. Иногда и я с удовольствием накормила бы его козявками. Я виновато развела руками.
— Но это было всего один раз, больше не повторится. Наша болтушка Агнет всем растрезвонила в новой школе, что ее брат умеет гипнотизировать людей. Наплела с три короба, а детям же все подобное чрезвычайно интересно, вот они и принялись бегать за мной по выходным, упрашивать показать. Я месяц от них прятался, а потом решил, что это не выход, лучше один раз продемонстрировать. Тем более что старина Мюллер обвинил Агнетку во вранье и стал всячески цеплять. Детей было пятеро, и я со всех взял слово, что на этом мы закончим демонстрации сверхъестественных способностей и разговоры на эту тему, поскольку это не развлечение, а научный метод.
— Вы просили их не рассказывать родителям? — Я огорчилась, мне не хотелось, чтобы Оли выглядел доносчиком.
— Нет, зачем? Мы же не делали ничего предосудительного. — И тут же поправился: — Они не делали. А мне и так влетело от отца.
— Я его понимаю. Когда я узнала, что моего сына без моего ведома подвергли гипнозу, а другого мальчика заставили кушать носовое содержимое, мне первым делом захотелось вас поймать и сдать в полицию. Я даже предположила, что вы сексуальный маньяк и извращенец.
Я не хотела обидеть Курта, но после этих слов бессменная улыбка полностью сошла с его лица. Он еще больше изогнулся, затопорщился пегой щетиной, и мне показалось, что в глубине серых глаз блеснули слезы.
— Даже так? Но я слышал, что в школу в прошлом году приглашали гипнотизера, на праздник, и никто не увидел в этом преступления. — Красивый голос его дрогнул.
— Да, но он не проводил гипнотических сеансов в гараже.
После долгого молчания Курт озабоченно спросил:
— Фрау Таня, как вы думаете, может, стоит позвонить всем родителям и попросить у них извинения?
— Только не Мюллерам, — взмолилась я. — Папа Расти Мюллера работает в полиции…
Смешливый Курт захохотал, забыв про слезы, молодым жеребцом вскинув голову. Так, что гривой отлетели назад светлые волосы.
— Да, я знаю. Как раз Мюллеры уже в курсе, они же теперь наши соседи. Фрау Мюллер сказала, что так ему и нужно, а герр Мюллер ничего не сказал. Он слишком выматывается на работе, появляется дома только поздно вечером и старается не вмешиваться в дела семьи. Но даже он знает, что сынишка обладает несносным характером и регулярно находит повод, чтобы подразнить Агнет. А остальным родителям я позвоню и объяснюсь, мне надо было самому догадаться.
Удивительно, что он готов на такое, для этого нужно иметь истинное мужество. Мне самой захотелось заплакать. Вот уж правда — есть взрослые, похожие на детей. Определенно Курт из их числа. Я помню Юргена в этом возрасте — полная противоположность. Но Юрген к двадцати пяти сам был отцом.
— Из вас, Курт, выйдет прекрасный отец, — сказала я, чтобы хоть как-то его порадовать, и вновь попала мимо.
— Вы думаете, мне это грозит? — с сомнением переспросил он, повертев в руках палку, хлюпнул горьким смешком. В этот раз палка в его руках крутанулась как-то печально.
