— Мне нельзя медлить; я хочу, чтобы все могли полюбоваться им до моего отбытия в Хиву, — возражал он.
— А что же тебе останется делать, когда возвратишься оттуда?
— Тогда я буду продавать вещи, которые перестанут нравиться, и покупать вместо них другие.
Воображение его не знало границ. Он хотел иметь картины Греза, Рубенса, Вувермана и очень торопился.
— Да разве так составляются картинные галереи, — говорила я, — для этого нужны годы. На твои фантазии не хватит никакого состояния.
— Милая Фанни Лир, ты будешь еще милее, если станешь заниматься своими тряпками, а меня предоставишь моим капризам.
Я умоляла его не увлекаться, не делать долгов и не позволять эксплуатировать его природную доброту уже потому только, что и меня обвинят в этом. Он соглашался со мной, но делал все по-своему; впрочем, иного нельзя было ожидать от его характера.
Он постоянно накупал разных разностей, перетащил из Павловска все свои артистические сокровища и без устали работал в оранжерее, устраивал фонтаны, гроты и озерца. Он обожал свой дворец, как индус своего идола.
Признаки времени. Охота на рысь и волков. Свадьба великой княжны Марии
Я почти все время проводила во дворце великого князя; мы часто обедали вместе, катались в санях по Петербургу и окрестностям, играли на бильярде и вообще вели тихую и спокойную жизнь. Но страсть великого князя покупать, продавать и обменивать вещи все возрастала и обратилась в настоящую манию. Он забирал все, что присылали ему из магазинов, а потом разом продавал купленное для новых приобретений, не обращая внимания на убытки. Ему уже не доставало его обычных доходов, и он принялся за экономию; вместо 40 лошадей, стал держать только 14 и однажды вздумал продать всю свою коллекцию золотых медалей, драгоценных по семейным воспоминаниям, за целое столетие. Как я его не стыдила, он все-таки продал их за 3.000 рублей, чтобы купить картину, приписанную кисти К. Дольчи.
Он ежедневно приносил какие-нибудь новые вещицы, флакончики, статуэтки, говоря, что получил это в подарок от матери или разыскал в ненужной рухляди дворца.
Я знала, что он очень любим своей беспорядочной матерью, и что во дворце много всякого хлама — и мысль о том, что он одержим клептоманией, не приходила мне в голову.
Наступили рождественские праздники, но мы провели их не столь весело, как прежде. Великий князь становился все задумчивее и рассеяние; между нами росла какая-то тайна. Часто лицо его выражало глубокую и тревожную думу. Он обдумывал тогда новое похищение и боялся, чтобы я не узнала правды.
В январе начались приготовления к свадьбе великой княжны Марии, и почти все время великого князя было поглощено обедами, парадами, приемами. Он приходил вечером донельзя усталый и сонный; говорил мало, и я теряла возможность следить за ним.
Однажды, задумав развлечься, он пригласил меня на охоту за волками. Хотя мне и не хотелось, но я, по обыкновению, согласилась. Облачилась в такой же охотничий костюм, как и он, с большими усилиями напялила на себя ботфорты, подобрала под шапку волосы и отправилась с ним в путь, всюду принимаемая за английского принца и пользуясь соответственным этому званию почетом.
Дорогой мы переночевали в крестьянской избе; верстах в восьми оттуда вышли из саней и пошли пешком по глубокому снегу, в котором я вязла чуть не до поясницы.
Я страстно люблю снег, при виде его мне хочется кататься в нем, есть его, гладить, как самый дорогой для меня предмет. Мне кажется, что даже сама смерть под этим ослепительным белым саваном не лишена поэзии.
Мы шли по следам рыси, которые скоро исчезли. Осматривая деревья, я заметила на одном из них что-то серое и указала на это великому князю. Он прицелился, и после второго выстрела убитая рысь, сорвавшись с дерева, упала в снег.
Отсюда мы в 3 часа проскакали 75 вёрст до Павловска, где была уже приготовлена охота на волков. Я стояла рядом с великим князем у опушки леса, откуда сотни крестьян с громкими дружными криками выгнали на нас поочередно пять волков. Они были убиты его последовательными выстрелами, за исключением одного раненого успевшего убежать в лес.
