Он улыбается. Он молча смотрит на меня, и мне уже кажется, что я краснею и уже начинаю чуточку сердиться на него, но он отрицательно мотает головой и поясняет, глядя на свои ладони:
– Нет. Об этом позаботились девушки, а я только перенес тебя в постель.
– Девушки, – изумленно повторяю я.
Девушки.
Соня и Сара. Они тоже были рядом, эти близнецы-целительницы, и они помогали Уорнеру. Они помогали ему спасти меня, потому что теперь – он единственный человек, который может дотрагиваться до моего тела, единственный в мире, кто смог безопасно перенести их целительные силы в мое тело.
Мысли одна за другой обжигают мой мозг.
Где-девушки-что-с-ними-случилось-где-Андерсон-как-идет-сражение-о-Боже-что-случилось-с-Адамом-и-Кенджи-и-Каслом… Мне-надо-встать-надо-встать-надо-обязательно-встать-надо-встать-с-кровати-и-начать-действовать
но
Лишь только я пытаюсь двинуться с места, как Уорнер тут же подхватывает меня, потому что я мгновенно теряю равновесие. Нет сил удержаться на ногах, мне все еще кажется, что я прикована к этой кровати, и тут вдобавок ко всему неожиданно начинаю задыхаться. Мне трудно дышать, перед глазами мелькают какие-то точки, еще немного – и я упаду в обморок. Надо подняться. Надо срочно выйти на свежий воздух. Прочь отсюда.
Но я не могу этого сделать.
– Уорнер, – в отчаянии обращаюсь я к нему, заглядывая в глаза молодого человека. – Что случилось? Что происходит там, на войне?..
– Прошу тебя, не надо, – успокаивает он меня, беря за плечи. – Тебе нужно постепенно приходить в себя, для начала следовало бы что-то перекусить…
– Рассказывай!..
– Неужели тебе не хочется сначала поесть? Или просто принять душ?
– Нет. – Я слышу свой голос как будто со стороны. – Мне нужно узнать все немедленно.
Проходит секунда. Потом еще одна. И еще.
Уорнер набирает в легкие воздух. Медленно выдыхает. И так повторяется тысячу раз. Его правая рука лежит на левой, и он начинает крутить нефритовое колечко на мизинце, снова и снова и снова…
– Все кончено, – внезапно произносит он.
– Что?
Я хочу произнести это слово, и у меня даже шевелятся губы, но звука не слышно. Я по какой-то причине вдруг онемела. Я моргаю и моргаю, но ничего не вижу вокруг.
– Все кончено, – повторяет он.
– Нет.
Я выдыхаю это слово вместе с попыткой убедить себя, что это невозможно.
Он кивает. Показывая этим, что я не права, а прав он.
– Нет.
– Джульетта…
– Нет, – упрямлюсь я. – Нет и еще раз нет. Не глупи. И не смеши меня.
«И не ври мне, понятно, чтоб тебя!» – хочется сказать ему, но на этот раз голос меня подводит. Он дрожит, он на грани срыва, я только широко открываю рот, откуда вылетают коротенькие «Нет! Нет! Нет!..»
Зато на этот раз мне удается встать с кровати. Мои глаза мгновенно наполняются слезами, и я моргаю часто-часто, но мир не становится от этого более отчетливым. Мне хочется рассмеяться, потому что я думаю: как же это одновременно прекрасно и жутко, когда глаза начинают помогать нам и заволакивают действительность, когда мы не в силах встретиться с ней лицом к лицу.
Земля под ногами была очень твердой.
Теперь я в этом точно убеждена, поскольку она неожиданно быстро прижимается к моему лицу. Мне кажется, что Уорнер хочет коснуться меня, а я, наверно, визжу и бью его по рукам, потому что уже знаю ответ. Скорее всего, я знаю правильный ответ, поэтому все внутри меня начинает сопротивляться и расстраиваться одновременно, но я все равно задаю свой вопрос. Я лежу на полу, пытаясь перевернуться, а дыры у меня в голове начинают разрываться одна за другой, и вот я уставилась на ковер, выбрав одну точку на нем где-то метрах в трех от себя. Хотя теперь я уже не так уверена в том, что жива, но все равно должна услышать, как он произнесет это.
– Почему? – спрашиваю я.
Это же всего-навсего слово, такое простое и даже глупое.
– Почему сражение закончилось? – спрашиваю я. Я уже не дышу и не говорю, я просто передаю набор букв наружу.
Уорнер не смотрит на меня.
Он глядит на стену и на пол, и на простыни, и на костяшки своих пальцев, когда сжимает руки в кулаки. Но не на меня. Только не на меня. И вот он произносит слова, а они такие, такие мягкие и едва слышны.
