В России все это время что-то очень странное происходило, пугая весь мир и даже порой забавляя его. Пугались, когда соображали, что в руках этой гигантской страны ядерные боеголовки и ракеты, а забавлялись, когда обнаруживалось, что свои боеголовки и ракеты они сами же не знают, куда девать, и вообще, что с ними и с собой дальше делать.
Мне непонятно, как Иван Голыш, человек без образования, без прошлого, без будущего и с сомнительным настоящим, вдруг попал в руководство какой-то промышленной компании и занял там место главного охранника или что-то в этом роде. Мне кажется, дело в его сестре Наде.
По всей видимости, именно ей, женщине несомненно умной и обаятельной, попался на пути влиятельный человек, и она, одарив того особым вниманием, поделилась интимным успехом с братом Голышом.
У нас такое тоже иногда случается. Женщина ведет за собой стаю сильных агрессивных хищников и в какой-то момент выбирает из них для себя вожака, а он, в благодарность за то, что оценен в серьезной конкурентной среде, платит золотой монетой. Даже президентами становятся такие бабы в Латинской Америке! Уж не говоря про первых леди…
Голыш показал мне однажды фотографию его сестры Надежды. Действительно впечатляет! Небольшая, даже компактная, с умненькими карими глазками, правильным носиком, будто нарисованными аккуратными губками, впалыми милыми щечками с ямочками, ладненькой фигуркой и роскошной копной волос каштанового оттенка.
Но главное, все-таки мозги! Они у нее через глаза просвечивали.
В отличие от братца, Надежда успела поучиться за эти годы в университете на филологическом факультете, овладеть двумя языками и даже сесть за научную работу. Очень скоро они разъехались из общежития — он в огромные апартаменты в центре их столицы, а она — в миленький коттедж, подаренный ей одним страшно важным и влиятельным типом. Замуж не вышла, но, по-моему, она к этому даже и не стремилась. Иван не сказал, но я догадался: тот был женат и, возможно, имел наследников.
Иван же оставался холостяком. Вокруг него в это время крутилось немалое количество очаровательных хищниц. Но все останавливались и тут же стачивали зубки, как только появлялась Надя.
Как-то он сказал мне, вспоминая первые свои успехи:
— Я с самого начала очень, очень, очень хотел денег! И чем дальше, тем больше хотел. А когда их становилось действительно больше, я хотел еще больше. Прямо паранойя развивалась. Это не просто алчность. Это сумасшествие. У кого-то тихое, что крайне редко, а чаще все-таки буйное. Сначала я думал, главное — это деньги, даже единственное, а все остальное не имеет смысла, остальное просто мура. Но когда денег стало действительно очень много, так много, что они уже переливали через край, я бросился скупать активы различных предприятий, в том числе не имеющих ни малейшего отношения к нашей промышленности. Это были и всевозможные массмедиа, и огромные концертные площадки, и стадионы, и даже одна наша и одна испанская футбольные команды. Я не мог себе уже представить визуально всего объема денег, которых я лично стоил. Даже ради прикола попросил одного из близких помощников посчитать, во сколько грузовых вагонов бабки, в которые я оценивался, могли бы поместиться. Получился целый состав. И тогда деньги вдруг стали для меня просто коэффициентом успеха: чем больше таких виртуальных вагонов, тем выше мой личный коэффициент. О политике я сначала не думал. Но кое-кто явно думал за меня.
Когда я это от Ивана услышал, очень удивился точности такого наблюдения. Ведь он вроде бы малообразован, простоват. А такой тонкий анализ!
Думаю, именно в это время около него появились прагматичные и очень неглупые люди, которые поставили на него не только как на перспективного скакуна — фаворита своего рода, но и взялись развить его интеллектуальные способности. И даже как-то образовывать его. По существу, он, видимо, был одарен природой, как и его сестра.
Его предыдущий образ жизни, несложное происхождение и то, в каких обстоятельствах он оказался в будущем, с одной стороны, воспитывали в нем сильного, безжалостного зверя, а с другой — приучали к тонкому анализу. Это все равно как образовать вождя племени людоедов. Дикаря непреодолимо тянет жрать человечину, однако уже появляется чувство брезгливости и, главное, понимание этого. Ведь важно не столько само чувство, сколько осознание его. Чувства, наверное, есть и у животных, а осознание их — только у людей. Вот еще одно наше отличие! Это я опять вспомнил учителя-очкарика с его теорией о том, что в нас от бога, а что от сатаны.
