Решившись, я спустилась на тротуар и нырнула в глубину улиц.
***
Шаткий, поросший лишайником забор едва не опрокинулся на меня, когда я открывала калитку. Ржавые петли застонали от толчка. «Лазовски», – гласила надпись, выведенная детской рукой на ящике для почты. Вот и пришла пора побывать в гостях у самой скандальной посетительницы амбулатории. Что ж, всё когда-то происходит впервые.
За калиткой раскинулся неухоженный сад с лохматым кустарником и клумбами, поросшими сорной травой. Тропинка, мощённая разбитым щебнем, вела к крыльцу под навесом. Деревянные подпорки обвивали поросли винограда, создавая подобие беседки.
Дом Лазовски выглядел столь же запущенным, как и сад. Краска на стенах давно облупилась и растрескалась от дождей. Со скатов крыш свешивались бархатные поросли мха. Заходить внутрь не хотелось: ни по доброй воле, ни по принуждению.
– Напился же?! – знакомый голос из распахнутого окна заставил вздрогнуть. – Носом чую змия зелёного!
– А что, только тебе можно? – перебил другой, принадлежащий юноше или молодому мужчине. – Хочу выпью хмельного, хочу – виноградного!
– Ах ты, паразит! – громкий шлепок прервал спор. – Чтоб глаза мои тебя не видели! Работать бы шёл, гадёныш окаянный!
Да, нелегко, оказывается, живётся госпоже Лазовски!
Я поднялась по грязной лесенке и застыла у двери в раздумьях. Кулак завис в воздухе. Постучать – не постучать?
– А ну вали с кухни, баран паршивый! – доносились из щели приглушённые крики. – И чтоб я тебя больше не видела!
– Ай-яй!
– Жрать сегодня не получишь! – очередной шлепок. – И чтобы из комнаты не высовывался! Не зли мать!
Я попыталась абстрагироваться от хаоса, происходящего внутри. Представила, что уши заложены ватой. Вслушалась в пение птиц и шелест листьев. И лишь потом, выдохнув до предела, постучала в дверь. Перекликающиеся голоса моментально затихли. А потом я услышала тяжёлые шаги.
– Кто там?! – выкрикнула Ленор издали.
– Жрица из амбулатории, – я сжала губы, стараясь, чтобы голос не срывался.
– Не вызывали! – грозно проговорила Ленор. Похоже, она сама перебрала хмельного: слова и звуки скомканы и неразборчивы.
– Я на патронаж, – выцедила я. – Вы плохо чувствовали себя в субботу.
– Да кто вам сказал такое? – по ту сторону двери прокатился хохот.
– Дежурная жрица.
За дверью на мгновение воцарилась тишина: напряжённая и тяжёлая, как воздух перед грозой.
– А ну, представься! – потребовал голос в конце концов. – Ходят тут ещё всякие.
– Сирилла Альтеррони, – сдавленно выдохнула я.
– Точно?! – дверь отошла от косяка, и из щели выглянул знакомый глаз. Пахнуло сухой лавандой, пылью и перегаром. Как я и думала, госпожа Лазовски собственной персоной!
– Кто же ещё?! – я всплеснула руками. – Думаете, к вам пойдёт кто-то по доброй воле?!
– Думаю, что у тебя слишком длинный язык, – Ленор, наконец, распахнула дверь. Тёмно-синее платье её было измято и обляпано мукой, отёкшие лодыжки вываливались из домашних туфель, как тесто из кастрюли. – С теми, кто может испортить твою жизнь, нужно разговаривать вежливо.
Жар обдал щёки, но я смолчала. С этим не поспоришь.
– Вечно тут стоять будешь? – Ленор жестом пригласила меня войти.
Я перешагнула порог и попала в захламлённую прихожую. Из узкого окошка под потолком лился скупой свет. Судя по обрубку канделябра, торчащему из стены, как перевёрнутый могильный камень, свечи здесь давно не зажигали.
– В комнату, – по-хозяйски скомандовала Ленор, показав на покосившуюся дверь с ободранной краской.
– Ага, – кивнула я, принимаясь расшнуровывать ботинки. Всё-таки, страх перед порченной жизнью оказался сильнее регламента.
– Не разувайся, – отрезала госпожа Лазовски.
Спотыкаясь о наваленные пучки трав, я отворила дверь. Гостиная оказалась столь же захламлённой и тёмной. На книжных полках пластами белела пыль. Кресла, скучившись в центре комнаты, танцевали странный танец на покосившихся ножках.
– Ну-с, – Ленор присела в одно из них, раскинув полные ноги. – С чем пожаловала?
– К-как вы себя чувствуете? – начала я издалека.
– Чудесно, – отрезала Ленор. Судя по запаху перегара из её рта, она не обманывала. – Ещё что спросишь?
