– Кое-что я помню.
– Знаю, дорогуша. Но не волнуйтесь, здесь нет доносчиков. Как только вы выйдете отсюда, никто не будет о вас болтать. Мы вас никогда не видели, вот так-то.
Как только Брианна уходит, я заглядываю в вещмешок и нахожу там пачки банкнот, двадцатками и сотнями, наверное, там много тысяч. В конверте лежат права, выданные в Айове, и паспорт с моей фотографией, только на имя Глена Боуэра, родившегося в Дабеке, штат Айова. Ни записки, ни указаний.
Мой дневник по-прежнему в рюкзаке, это самый важный предмет, больше там ничего нет, кроме бутылок с водой, фонарика и прочей ерунды. Еще там мой дозиметр, черный как смерть. Я выкидываю снаряжение и засовываю в рюкзак вещмешок с деньгами. Пачку сотенных я оставляю в конверте с надписью «Брианне», не знаю, сколько там – может, несколько тысяч.
Я ловлю такси у больницы и говорю водителю, что мне нужно в какой-нибудь супермаркет поблизости. Янгстаун стал чище по сравнению с тем, каким был пятнадцать лет назад, когда я видел его в последний раз, вероятно, это из-за денег ПЗО «Цеолит». В центре много художественных магазинчиков, на фонарных столбах развешаны кашпо с цветами. Ближе к окраине стоит бывшая фабрика, которую переделали под супермаркет и магазин спорттоваров. Такси ждет, пока под именем Глен Боуэр я покупаю предоплаченный смартфон. Мои документы действительны. Я еду на такси до гостиницы «Эконом» на шоссе и расплачиваюсь за номер наличными. Несколько часов сплю, заказываю пиццу и смотрю телевизор во время еды. Подключаю телефон и звоню Гаврилу, говорю с ним через автопереводчик на корявом чешском.
– Доминик? О господи! – охает он. – Слава богу!
Я рассказываю ему, что произошло. Я уже поправился, но теперь не знаю, что делать дальше. Гаврил спрашивает, могу ли я купить билет в Лондон или он сам должен прилететь за мной.
– Думаю, сумею и сам, – говорю я.
Двадцать первое октября…
Одиннадцать лет после конца.
Гаврил встречает меня в Хитроу. Я купил билет в один конец за наличные, что вызвало раздражение у службы безопасности аэропорта. Но, тем не менее, фальшивый паспорт из вещмешка без запинки прошел проверку – его сканировали в Янгстауне, Кливленде и Атланте, а потом снова на таможне Лондона. Толпа пассажиров с чемоданами помчалась по коридорам-лабиринтам Хитроу, чтобы успеть на пересадку, но я всех пропустил, не торопясь ковыляя с тросточкой.
Поначалу Гаврил меня не узнал, я сильно похудел, а из-за порезов лицо перекосилось, но, услышав мой голос в зале выдачи багажа, он обнял меня и заплакал, и не отпускал меня, не обращая внимания на снующих вокруг пассажиров. С ним пришла и Келли. Мне казалось, что при виде нее мне станет не по себе, она напомнит о Чжоу, но она постриглась и стала платиновой блондинкой с ежиком коротких волос, ничего общего с Чжоу из Архива.
Шесть дней я провел в квартире Гаврила и Келли в Челси, а потом он купил три билета из Хитроу в пражский аэропорт Вацлава Гавела и арендовал машину до Домажлице, к ферме своей матери. Мы приехали уже в сумерках, когда некрашеные доски тетиного амбара заливал свет прожектора, в доме тоже горели огни, и окружающие поля переливались красным и золотом, перемежающимся черными бороздами. Тетя встречала нас на крыльце, в заляпанном краской и чернилами фартуке, ее волосы превратились в сноп седых кудрей.
Она обняла меня и заплакала, прямо как Гаврил, а потом кормила нас разными блюдами, которые наготовила днем, – свиными отбивными с капустой, картошкой и шпинатом и яблочным штруделем. Келли слегка поковырялась в еде, но мы с Гаврилом лопали так, будто в изгнании нас морили голодом. Закончился ужин кофе и коньяком на веранде, где мы смотрели, как поля поглощает ночь. Мне выделили закуток со складным диваном и маленьким письменным столом. Спал я глубоко, и здесь, в безопасности, организм наконец-то отошел от кошмара последних месяцев. Я проспал два дня кряду, вставая только в туалет, а потом снова сворачивался клубком под одеялом. К тому времени как я проснулся, Гаврил и Келли уже вернулись в Лондон.
* * *
Врачи в Домажлице говорят, что я буду хромать всю оставшуюся жизнь, если не прибегнуть к хирургическому вмешательству, но и в этом случае не дают гарантий. Через день я хожу на прогулки, обычно огибаю поле по периметру, чтобы окрепнуть и привыкнуть к хромоте и ноющей боли во всем теле.
