- Да.
- А ты ее почистила? Почистила? А то он подохнет, нажравшись полиэтилена.
- Дурачок, - сказал Натка. - Станет он есть твой полиэтилен. Почистила, почистила, успокойся.
- А то он…
- Да брось ты, - сказала Натка.
Она так и сидела спиной ко мне - не оборачиваясь. Жутко было смотреть на ее идиотскую прическу.
- Нравится? - спросила она. - Да ты садись.
- Не очень. Тебе лучше, как обычно.
- Много ты понимаешь! Прическа, как у Дины Скарлатти. Немного напоминает ту сумасшедшую формулу Маллигана из системы Рубинчика, правда? То же сложное переплетение простейших групп.
- Плевал я на формулы, - сказал я.
Натка засмеялась, растрепала прическу, быстро причесалась по-человечески, вскочила, щелкнула меня по носу, схватила за руку и потащила в сад. Дождь кончился, было тихо, и только вдалеке, в центре, играла музыка.
- Пойдем, - сказала она. - Я покажу тебе свой уголок.
За руку она обвела меня в темноте вокруг коттеджа, скоро глаза мои немного привыкли, я рассмотрел деревья, кусты, клумбы, узкую дорожку; она повела меня по этой дорожке куда-то в глубь сада, было холодно и мокро, дорожка стала еще уже, вдруг кончилась, кусты - тоже, впереди была большая поляна с короткой мокрой травой, фа поляной темнело что-то похожее на лесок - Натка повела меня туда.
- Они сделали меня руководителем группы, - вдруг выпалил я.
- Какой группы? - спросила Натка.
- Группы «эль-три», ну, этой детали. Помнишь?
- Не-а.
- Ну, то, что сегодня было на Аяксе «Ц».
- А-a-a.
- Моя идея оказалась правильной - все сошлось.
- Так это здорово! - сказала она. - Я не прыгаю от восторга, потому что мне на это наплевать, но вообще это феноменально. Значит, ты у нас талантище. Во всяком случае, я бы стала теперь заниматься спустя рукава: они тебе такой высокий балл вкатают, что коэффициент полезности будет гораздо выше, чем у любого из нас.
- Мне это неважно, - сказал я.
Мы подходили по мокрой траве к густым зарослям, и тут что-то сжалось во мне и задергалось, затрепетало, как птичка, замахало крылышками, потому что я вдруг почувствовал, какая у нее теплая рука, и мысль - сказать ей и самое главное, про папу - мигом вылетела у меня из головы.
Кое-как мы продрались через кусты (она так и держала мою руку в своей), и здесь уже было совсем темно: наверное, кусты сходились над головой.
Я ничего не видел, но догадался, что мы находимся как бы в комнатке без окон: стены и потолок - листья, а земля - пол.
Вдруг мне в глаза резко ударил свет.
- Не бойся, это фонарик, - сказала она.
- С собой был? Что же ты его не зажгла? - спросил я.
- Нет, он у меня здесь лежит. Садись.
- Куда? - В глазах у меня плавали от яркого света белые круги, и я все еще ничего не видел. Потом рассмотрел два деревянных чурбанчика, сел на один, Натка - на второй (только теперь она отпустила мою руку, и мне стало как-то пусто), и я увидел, наконец, что это, точно, небольшая, без окон, комнатка из листьев, а в середине ее - деревянный ящик с крышкой.
- Что за ящик? - спросил я.
Она молча встала, снова взяла меня за руку, подняла с чурбанчика, выключила фонарь, и я услышал в темноте, как она откинула со скрипом крышку этого ящика.
- Наклонись, - сказала она шепотом.
Я наклонился и чуть не вздрогнул: она включила фонарик, и два темных лица, ее и мое (я не сразу догадался, что это мы), и желтый ровный свет фонарика над нашими головами отразились не то в близком, не то в далеком зеркале в черной раме.
- Что это? - прошептал я.
Она снова выключила фонарь, захлопнулась крышка ящика, мы сели, она отпустила мою руку, зажгла фонарь…
- Это колодец, - сказала она. - А глубоко, почти на дне - вода. Знаешь, что такое колодец?
- Читал, - сказал я. - Из него в старину брали воду.
- Да, - сказала она. - В нем очень вкусная вода, потом как-нибудь я дам тебе попробовать, - с водопроводной не сравнить. До нас, я даже помню, здесь были не то оранжереи, не то какое-то опытное хозяйство, наверное, здесь довольно симпатичные люди работали, может быть, какие-нибудь седые старички и старушки - постоянно брали из колодца воду, ухаживали за ним - иначе вода никогда не была бы такой свежей - я знаю, читала… А потом, когда оранжереи снесли, а территорию отдали Высшей Лиге и стали строить эти коттеджи, строители сюда и не сунулись - кусты и кусты. И папа с мамой ничего не знают, я им не говорю.