Шоншон положила кончики пальцев в руку молодого человека.
— Как, кузина соглашается? Но ведь это победа! — воскликнул Кержан. — Она так ленива, что чаще всего говорит, что уже приглашена.
Молодая девушка ударила Кержана веером.
— С какой стати сейчас же рассказывать о моих недостатках?
Кержан отправился с мадемуазель Отей вслед за сестрой, которую уводил один молодой человек.
Танцевали в разных гостиных, галереях, а также в саду, под большим наметом; туда-то Шоншон увлекла своего кавалера, потому что там, как она говорила, было прохладнее. Они исполняли медленный и величественный танец в два приема; Бюсси танцевал несколько машинально, думая о другом. Иногда молодые люди останавливались, чтобы пропустить другие пары.
— Почему вы ничего не говорите? — спросила вдруг Шоншон, поднимая на Бюсси свои большие, удивленные, еще несколько детские глаза.
Молодой человек вздрогнул, как бы пробужденный от сновидения.
— Почему? Потому что боюсь сказать вам обычные пошлости. Мне кажется, что это было бы неуважением к вам.
— Отчего! Я привыкла их слушать. Разве любезно молчать?
— Что же я вам могу сказать? Все, что я знаю о вас, вы знаете так же хорошо, как и я, а именно, что вы очаровательны и что ваш туалет восхитительно идет вам.
— Ну, хорошо, не будем говорить, — сказала молодая девушка, надув губки.
Но маркиз сбросил с себя свою мечтательность. Его испугала мысль показаться глупым и нелюбезным с красавицей, дочерью Дюплэ. Он осмотрелся. Там было много буржуазок и купчих, родившихся в Пондишери и никогда не выезжавших оттуда. Смешные мелочи их манер и туалета бросались в глаза обывателю Версаля. Они послужили ему темой для разговора; он блеснул тонкой насмешкой насчет наивных колонисток и, слегка подсмеиваясь над ними, привел в восторг Шоншон. Не успел кончиться гавот, как она уже простила ему первоначальное молчание; а когда он отвел ее на место, молодая девушка была в восхищении от грации и ума своего кавалера. Бюсси принялся бродить из залы в залу, рассматривая женщин, радуясь, что он был один и никого не знал. Его взор искал преимущественно восточных женщин; но их, конечно, было очень мало, так как мусульманки не выходят из гарема. Здесь было только несколько индусок и армянок, довольно красивых представительниц своего племени, но без особой занимательности. Мавров же, как их еще называют французы, было, наоборот, довольно много. Они с презрительным видом смотрели на танцующих, не понимая хорошенько, зачем благородные люди дают себе труд прыгать, вместо того, чтобы нанять одалисок или баядерок. Они не любили стоять и завладевали креслами и диванами, оспаривая их даже у дам. Они важно восседали на них, поджав под себя одну ногу, ворочая блестящими глазами и крутя между пальцами свои густые усы.
В открытую дверь Бюсси снова увидел Шоншон, которая грациозно танцевала со скучающим видом. Он остановился на минуту, чтоб посмотреть на нее.
— А между тем, если бы я был честолюбив, — пробормотал он, — если бы я мог отказаться от этого бесцельного и безнадежного безумства, которое смущает мою жизнь, как чудесно было бы мечтать сделаться зятем Дюплэ! Но, увы, я чувствую, что вместе с безумством умрет и мое честолюбие…
Он обернулся и очень удивился, встретив устремленный на него пристальный взгляд.
Рассматривавший его таким образом, был высокий мусульманин, с более гордым и благородным видом, чем у всех присутствующих. Сабля, с выложенной драгоценными камнями рукояткой, была заткнута за вышитый золотом кушак, а на чалме его блестела бриллиантовая звездочка.
Бюсси ответил ему сначала удивленным, потом сухим и раздраженным взглядом; но он не опустил глаз.
— Это что еще! Эта личность меня бесит! — пробормотал Бюсси, хватаясь за шпагу.
Но человек отвернулся и стал точно так же рассматривать другую особу.
— Кажется, это просто его манера держать себя, — сказал про себя Бюсси, удаляясь с улыбкой.
Вдруг, среди шума толпы, до слуха маркиза донеслось имя, которое выкрикнули швейцары и которое заставило его подскочить от удивления.
Не ослышался ли он?
«Знатнейший принц Сайе Магамет Хан, Багадур, Салабет-Синг!»
