Сегодня Майкл превзошел самого себя. Застеленный белой льняной скатертью стол украшала низкая ваза, в которой плавали душистые цветы магнолии; по обеим сторонам от вазы стояли до блеска начищенные бронзовые подсвечники с белыми свечами. Тарелки были из тончайшего костяного фарфора, начищенные серебряные приборы сверкали, хрустальные бокалы разбрызгивали во все стороны крошечные зайчики.
— Как красиво, Майкл! — воскликнула Марис, замерев на пороге зала.
— Только не думай, будто все это мое, — сказал из своего кресла Паркер. — Все это великолепие взято напрокат на один вечер.
— Угу, — подтвердил Майкл. — В баре у Терри… Ты, наверное, не знаешь, что он зарабатывает на жизнь, сдавая напрокат сервиз, доставшийся ему от прабабушки?
Марис рассмеялась.
— Откуда бы ни взялась эта посуда, мне она очень нравится. Даже в самых дорогих ресторанах Нью-Йорка редко можно увидеть что-нибудь подобное.
— Боюсь, что ничего подобного нельзя увидеть даже на столе у наследного принца Брунея, — заметил Майкл. — Это действительно очень старая посуда. Она принадлежала матери Паркера, а до нее — ее семье. — Он налил Марис вино в высокий хрустальный фужер. — Удивительно, но за двести лет треснула только одна соусница и разбился один бокал.
— За двести лет? — Марис удивленно посмотрела на Паркера, и тот кивнул.
— Этот сервиз на двенадцать персон состоял из двухсот с лишним предметов и передавался в семье матери из поколения в поколение. Как правило, он доставался в качестве свадебного подарка старшей дочери или — если в семье не было дочерей — невестке. А поскольку у моей мамы не было ни дочерей, ни женатых сыновей, сервиз перешел ко мне. Что касается того, что он уцелел, то тут нет ничего удивительного — им пользовались только по самым торжественным случаям. Интересно только, что у нас сегодня за дата? Десятая годовщина твоего избавления от геморроя, а, Майкл? — И он бросил на своего друга быстрый взгляд.
Майкл выпрямился и хотел что-то ответить, но Марис, боясь, как бы их обычная пикировка не превратилась в ссору, поспешила вмешаться.
— Давайте выпьем за то, — сказала она, поднимая бокал, — чтобы Паркер поскорее закончил свою «Зависть».
— За это я бы выпил, — согласился Майкл.
— Но до конца еще далеко, — уточнил Паркер.
Звон сдвигаемых бокалов напомнил Марис бой старинных часов. Только сейчас Марис заметила, что Паркер тоже приоделся к ужину, и невольно подумала, сделал ли он это по настоянию Майкла или по собственной инициативе. Правда, волосы его были, как обычно, растрепаны, однако это ему даже шло. Судя по исходившему от него запаху сандалового крема, он недавно побрился; кроме того, он надел свежую рубашку, которая, как ни странно, была застегнута на все пуговицы и аккуратно заправлена в легкие голубые брюки. Рукава ее были закатаны до локтей, обнажая загорелые мускулистые предплечья.
Облюбованная призраком люстра не горела, и мягкий свет свечей скрадывал глубину и резкость избороздивших его лицо морщин — следов пережитых страданий. Марис даже показалось, что сегодня Паркер пребывает в благодушном настроении, что было для него по меньшей мере не характерно. Пока Марис с Майклом ели, он развлекал их рассказами о Терри и о том, какой репутацией пользуется на континенте его бар. По слухам, это было нечто среднее между базой современных пиратов и подпольным притоном, где активно шла торговля наркотиками и «живым товаром».
— Не знаю, что тут правда, а что выдумка, — закончил Паркер. — Мне известно одно: у Терри подают отличные бифштексы!
При воспоминании о своем посещении таверны у причала Марис передернуло.
— Увы, я вряд ли решусь порекомендовать это место кому-то из своих друзей — уж больно неприветливая там публика, — заметила она.
— Но-но, ты не очень-то!.. — оскорбился Паркер. — Как-никак Терри делает нам скидку как постоянным клиентам, и я не позволю…
Марис решила, что пора сменить тему, и заговорила о романе:
— Насколько я заметила, напряжение между Рурком и Тоддом понемногу нарастает.
— Вот как? — осведомился Паркер с показным интересом. — Майкл, будь добр, положи мне еще вон того салата…
