Когда Корнелия спустилась в холл, мистер Месгрейв, поджидающий девушку внизу, был шокирован ее внешним видом. Но он принял за правду объяснение, что у нее разболелись глаза. Корнелия знала, что старый добряк подумает, что она слишком много плакала перед отъездом.
Пускай думает себе, что хочет. Очки были ее единственной защитой, и она будет носить их.
Когда Корнелия и мистер Месгрейв прибыли в Юстон, лорд Бедлингтон уже ожидал их, расхаживая по перрону. После недолгих прощаний и благодарностей за причиненные хлопоты в адрес мистера Месгрейва лорд Бедлингтон проводил свою племянницу к ожидавшему их экипажу. Всю дорогу до Парк-лейн он старался быть любезным со своей осиротевшей племянницей.
– Твоя тетушка представит тебя молодым людям твоего возраста, – бодро говорил лорд Бедлингтон. – Как только станет известно о твоем приезде в Лондон, тебя тут же забросают приглашениями на балы. Тебе понравится, моя дорогая.
– Спасибо, дядя Джордж, – Корнелия старалась отвечать как можно короче, чтобы ненароком не сказать что-нибудь невежливое.
– Полагаю, ты умеешь танцевать? – спросил у нее дядя.
– Немного, – отозвалась Корнелия.
Она не добавила, что ее единственным партнером до этого был ее отец, а мама подыгрывала им на расстроенном пианино в гостиной.
– Будет несложно пригласить учителя танцев, – сказал лорд Бедлингтон. – Теперь, когда ты будешь появляться в обществе, возможно, ты захочешь научиться многим вещам. И ты должна, не колеблясь, говорить мне обо всем, что пожелаешь.
– Мистер Месгрейв объяснил мне, что я должна буду остаться в вашем доме до тех пор, пока не стану совершеннолетней.
– Совершенно верно, – согласился лорд Бедлингтон. – Это то, чего желали бы твои отец с матерью, я уверен. Особенно теперь, когда ты получила небольшое наследство.
Корнелия плотно сжала губы в саркастической усмешке. То, что ее дядя именовал «небольшим наследством», составляло сотни тысяч фунтов, и ее доход непрерывно возрастал!
Щегольской экипаж, принадлежащий лорду Бедлингтону, быстро двигался к Вест-Энду. Прежде чем сесть в экипаж, Корнелия обратила внимание на лошадь и с одобрением отметила ее хорошо вычищенную, лоснящуюся шерсть и новенькую упряжь. В то же время она с ужасом уставилась на жесткую узду. Еще в прежние времена они с Джимми частенько обсуждали недостатки жестких уздечек, но сейчас, подумала Корнелия, не совсем подходящий момент заводить споры на эту тему с дядей, хотя ей было что сказать по этому поводу.
– Я надеюсь, тебе понравится в Лондоне, – продолжал лорд Бедлингтон. – У тебя было немало огорчений в жизни, ты потеряла своих родителей, а теперь еще и кузину.
– Я была очень счастлива в Росарилле, – отрезала Корнелия. – Полагаю, мне невозможно вернуться туда сейчас?
– Тебе одной? Конечно, нет. Не хочу даже слышать о подобных вещах, – резко ответил дядя.
– Но смогу вернуться, когда мне исполнится двадцать один год.
– Если пожелаешь. Но это будет не скоро. Возможно, к тому времени ты уже выйдешь замуж, – сказал лорд Бедлингтон.
– Замуж? – удивленно переспросила Корнелия, а затем отрицательно покачала головой.
– Ну конечно, – живо отозвался дядя. – Все юные леди рано или поздно выходят замуж. Но у тебя будет достаточно времени, чтобы подумать об этом, когда ты как следует освоишься в Лондоне. Ты найдешь, что здесь довольно веселая жизнь, а твоя тетя представит тебя самым знатным людям.
– Спасибо,
Корнелии стало любопытно, что бы сказал ее дядя Джордж, если бы узнал, что ей вовсе не хочется знакомиться со знатными людьми. Она желала общаться только с Джимми и его друзьями-ирландцами, с которыми можно всласть потолковать о лошадях. Но не могла же она высказать свои мысли вслух! Теперь ей придется поддерживать беседы, подобающие девушкам ее возраста, быть со всеми любезной. И все ее усилия должны будут направлены на то, чтобы казаться привлекательной молодым людям, среди которых она должна найти себе мужа.
Нет, она никому не выдаст свою растущую в груди ненависть! А ненавидела она все и всех вокруг себя: и дядю, еще более напыщенного и респектабельного, чем обычно его описывал отец, и незнакомую ей тетю, которую она и не желала знать, и элегантный экипаж с его мягкими комфортабельными сиденьями, и кучера в его островерхой шляпе, и лакея в нарядной ливрее, который услужливо помог Корнелии сесть в экипаж, а затем проворно вспрыгнул на запятки… Это была всепоглощающая ненависть к незнакомому пугающему Корнелию миру, которого она не понимала и инстинктивно сторонилась.
