— Нет уж, давайте сейчас. Обыщите комнату, может, и найдете что-нибудь белое.
— Я впервые нахожусь в этой комнате, она мне незнакома. Я руководствуюсь лишь здравым смыслом: человека разоблачили, когда он переодевался духом, а уж в какое потайное место он спрятал свой костюм, для меня значения не имеет.
— Напротив, это имеет принципиальное значение. То, что вам посчастливилось наблюдать, — это не обман и не надувательство, это совершенно достоверное явление.
Челленджер хмыкнул.
— Да, сэр, самое что ни на есть истинное. Вы видели так называемое перевоплощение, переход к материализации. Поймите же вы, что духи-поводыри, которые управляют этими вещами не принимают в расчет ваши подозрения. Они настраивают себя на определенный результат, и если слабости участников сеанса не дают им возможности достичь его одним способом, они избирают другой путь, не считаясь с вашими предрассудками, мало заботясь о вашей выгоде. В данном случае вы сами создали столь неблагоприятные условия, что им не удалась попытка оформить эктоплазматическую фигуру, и вместо этого они обернули находящегося в трансе медиума в оболочку из эктоплазмы и выбросили его вон из кабины. Он так же непричастен к обману, как и вы.
— Клянусь всем святым, — сказал Линден, — что не помню ничего с того момента, как вошел в кабину. Очнулся я уже на полу.
Пошатываясь, он поднялся; его била нервная дрожь, так что он едва удерживал стакан с водой, который подала жена.
Челленджер пожал плечами.
— Ваши объяснения, — произнес он, — лишь показывают, насколько далеко может простираться человеческое легковерие. Я знаю свой долг и исполню его до конца. Все, что вы имеете сообщить, будет, без сомнения, в должной мере оценено судьей.
С этими словами профессор повернулся, чтобы уйти, — с видом человека, с честью выполнившего миссию, ради которой пришел.
— Идем, Энид! — бросил он.
Но тут возникло обстоятельство настолько неожиданное, настолько драматичное, что оно навеки запечатлеется в памяти тех, кто его наблюдал.
Челленджеру никто не ответил.
Все уже поднялись, и лишь Энид оставалась сидеть. Голова ее склонилась на плечо, а глаза были закрыты, из прически выбилась прядь волос, — вид, достойный кисти художника.
— Она уснула, — удивился Челленджер. — Энид, проснись! Я ухожу!
Но девушка не ответила. Тогда Мейли склонился над ней.
— Тсс! Не трогайте ее — она в трансе!
Челленджер бросился к дочери.
— Что вы наделали! Ваши гнусные проделки испугали ее, и она лишилась чувств!
Мейли приподнял ей веко.
— Нет, нет, у нее глаза закатились. Она в трансе. Ваша дочь, сэр, — медиум, обладающий большими возможностями.
— Медиум! Да вы с ума сошли! Проснись, дочка, проснись!
— Ради бога, оставьте ее, иначе вам придется серьезно пожалеть. Очень опасно внезапно прерывать транс.
Челленджер был явно озадачен. Впервые присутствие духа изменило ему. Его дитя подстерегает какая-то неведомая опасность, так неужто он ее и подтолкнет?!
— Что же мне делать? — беспомощно спросил он.
— Не бойтесь, все будет в порядке. Садитесь! Все садитесь! Ага, она собирается заговорить.
Девушка шевельнулась и выпрямилась на стуле. Губы ее дрожали, одна рука была вытянута вперед:
— Это ему, — воскликнула она, указывая на Челлен-джера. — Он не смеет обижать моего медиума! Это послание. Ему.
Все затаили дыхание.
— Кто говорит? — спросил Мейли.
— Виктор говорит. Виктор. Пусть не обижает моего медиума! У меня послание — для него!
— Да-да. Так что за послание?
— Здесь его жена.
— Да!
— Она говорит, что уже приходила к нему — с помощью этой девушки. Это случилось сразу после кремации. Она стучит, он слышит ее стук, но не понимает, что происходит.
— Профессор Челленджер, вам это о чем-нибудь говорит?
Из-под нахмуренных бровей с подозрением глядели глаза, в которых застыл немой вопрос, — как загнанный зверь, профессор свирепо озирался по сторонам. Это обман, подлый обман, и они вовлекли в него его собственную дочь. Это отвратительно! Но он им покажет! Он выведет их на чистую воду! Нет, у него нет вопросов: он видит их насквозь! Они ее совратили. Конечно, он от нее такого не ожидал, но, к сожалению, так и есть. Она пошла на это ради Мелоуна. Ради любимого человека женщина готова на все! Да, отвратительная история! Он не смягчился, напротив, он жаждал мести. Разъяренный вид и отрывистая речь отчетливо выражали его настрой.
