Борода верховного мага отливала сединой, наполовину оставаясь черной, как смоль; щеки впали, обрисовывая резкие очертания черепа. Серые и ужасно сморщенные кисти рук, на которых мерцали прекрасные бериллы и рубины, крепко сжимали подлокотники трона.
– Истинно, – зашептал Нигон. – Здесь нет ничего, что бы напугало нас. Смотри, это всего лишь разлагающиеся останки, которые очень скоро станут, как и положено, кормом для червей.
– Да, – согласился Фастул. – Но этот сидящий на троне человек был в свое время самым могущественным магом их всех. Даже кольцо на его мизинце – сильнейший талисман, а рубин в перстне с его большого пальца может вызывать демонов со дна морского. В книгах, которые лежат на полу этого зала – секреты умерших Богов и тайны бессмертных планет. В пузырьках – настои, вызывающие чудесные видения, и зелья, способные оживить мертвецов. И мы можем свободно взять с собой все, что захотим.
Нигон, с жадностью разглядывая драгоценности, выбрал кольцо в виде змеи, спиралью обвивающей указательный палец мага и держащей во рту берилл причудливой формы. Напрасно колдун пытался разогнуть палец, буквально впившийся в подлокотник, чтобы снять понравившееся кольцо. Раздраженно ворча, Нигон вытащил у себя из-за пояса нож и уже собирался отрубить этот палец. Фастул тоже достал нож, намереваясь заняться другой рукой Малигриса.
– Чувствуешь ли ты уверенность в душе, брат? – спросил Фастул Нигона. – Если так, то мы сможем получить больше, чем эти кольца. Всем известно, что чародей, достигший такого могущества, как Малигрис, способен превратиться в кого угодно и стать совершенно неуловимым. А тот, кто отведает хоть кусочек его плоти, разделит власть, которой обладает верховный маг.
Нигон кивнул, склонившись над выбранным пальцем мага.
– Я тоже об этом думал, – ответил он.
В тот самый миг, когда колдуны собирались пустить в ход свои ножи, леденящее кровь шипение, исходящее из груди Малигриса, заставило их вздрогнуть от ужаса. Они отступили на шаг в страхе и удивлении, в то время, как коралловая гадюка, скользнув по бороде мага, сползла стремительно по его ногам на пол, как алый извивающийся ручеек.
Эта змея, словно готовясь к нападению, свернулась кольцами и посмотрела на воров глазами, напоминающими капельки застывшего яда.
– Темные руны Таруна! – вскричал Фастул. – Это одно из обличий Малигриса. Я слышал об этой гадюке…
Развернувшись, братья хотели было исчезнуть из зала. Но когда они повернулись лицом к выходу, им показалось, что стены стремительно удаляются от них на бесконечное расстояние с головокружительной скоростью, как будто бы бездна разверзлась перед ними. Все поплыло у них перед глазами. Плитки мозаики пола показались им вдруг огромными, как каменные плиты на могилах; разбросанные вокруг книги, кадила и пузырьки выросли до невероятных размеров, вознеслись над их головами и преграждали им путь к побегу.
Нигон, оглянувшись, увидел, что гадюка превратилась в гигантского питона, чьи темно-красные кольца волнами вздымались над полом.
На колоссальном троне, под лампами, огромными, словно солнца, сидел верховный маг, а Нигон и Фастул перед ним были все равно что песчинки. Губы Малигриса все еще оставались неподвижны, глаза его пристально смотрели в далекую темноту окна. Но в этот момент страшный и гулкий, похожий на раскаты грома, голос наполнил невероятное пространство зала:
– Глупцы! Вы осмелились спросить у меня о вашей судьбе! Судьба ваша – смерть!
Нигон и Фастул, услышав это, побежали из зала, совершенно обезумев от страха и отчаяния.
За огромными кадилами и книгами мелькал далекий, как горизонт, порог. Он удалялся от них, недостижимый! Братья тяжело дышали, как бегуны-марафонцы на финише. Следом за ними медленно полз ярко-красный питон. Он настиг братьев, когда они пытались оббежать бронзовый переплет одной из волшебных книг, и свалил их с ног…
Когда все закончилось, маленькая коралловая гадюка уползла в свое укрытие на груди Малигриса…
Трудясь день и ночь в подземелье дворца Гадериона, с помощью страшных чар, Маранапион и семь колдунов почти закончили работу над своим заклинанием. Оно должно было помочь им разрушить власть Малигриса, доказав всем факт его смерти.
