Если вы еще не поняли, его до крайности веселит то, что, благодаря постороннему человеку, нашей маленькой, тесной компашке придется придерживаться ролей не только за стенами дома. Это, поверьте, стократ сложнее. Никаких записей, оставленных мобильных телефонов, реквизита, ну и, конечно, фильтр на слова. Все наши терки должны остаться за пределами этого городка…
— Отличная идея! — восклицаю, явно переигрывая. — А то я даже успела испугаться, когда увидела особняк. Однако… дорогой, — произношу через силу, поскольку не имею представления о подставном имени Гастона. — Вкус тебе не изменил. Он великолепен!
— Спасибо, — улыбается он моей заминке по Фрейду, а уж никак не комплименту. Гастон о себе и без того высочайшего мнения: сколько ни добавляй, дальше просто некуда! — Надеюсь, вы нас извините, Тая устала, я провожу ее наверх и спущусь — помогу разобраться с вещами. А вы, Мэгги, покажите, пожалуйста, Лео его комнату.
Спальня расположена на втором этаже в конце коридора, и я добираюсь туда на ватных ногах, не обращая внимания на убранство. А затем и вовсе падаю в кресло. Гастон, напротив, садиться не спешит — возвышается надо мной, словно темный ангел возмездия.
Некоторое время мы устраиваем соревнование взглядов. Разумеется, я сдаюсь первой, наивно оправдывая себя тем, что долго с запрокинутой головой все равно не просидеть, а Гастон все равно отыграется. Так или иначе.
Да плевать. Только бы уехал! Должен. Ведь с таким количеством проектов, требующих внимания, он просто не может себе позволить роль страстно влюбленного муженька в Мичиганской глуши. Наверное, возникли проблемы, ведь Лео ничего не знает. Сейчас он расскажет нам о задании, продемонстрирует, что мистер Сайтен жив-здоров, и свалит в свой ненаглядный Новый Орлеан…
— Золотая малина была бы твоей, — иронично подмечает Гастон, окончательно сбрасывая маски.
От скучавшего супруга не остается и следа. Передо мной разгневанный начальник, который всего лишь слишком хорошо держит себя в руках, чтобы сорваться.
— В чем дело, Тая? Настолько удивлена меня видеть?
— Я рассчитывала на встречу в окошке вайбера — как всегда, поэтому — да, удивилась. На заметку: о таких кардинальных изменениях в правилах обычно предупреждают! Но ты велел Лео молчать.
— Это не имеет значения. Ты не должна была так реагировать ни при каких обстоятельствах! Это первое, чему вас учили. А если бы Мэгги осталась в комнате?
Серьезно? Поиграем в «что, если»?
— Гастон, не придумывай. Ты разработал план задолго до того, как я переступила порог, потому что прекрасно знал, как я себя поведу. Кстати, как тебя теперь зовут?
Он смотрит на меня светлыми до прозрачности, но абсолютно непроницаемыми глазами и говорит:
— Я не меняю имя.
Слава богу, мне больше не придется его звать «дорогим», «милым» или «любимым». Игра игрой, но это чересчур! Хотя, может, мне вообще не придется с ним общаться. Если, конечно, он уедет.
— Ты участвуешь в проекте? — спрашиваю, стараясь не выдать своего искреннего желания спровадить его отсюда как можно скорее.
— Да.
Так и тянет выругаться. Теперь понятно, благодаря чему комиссия допустила меня до задания. И вот что он им посулил: абсолютный и безграничный контроль над каждым действием неудачливой подопечной.
— Чтобы следить за мной? — уточняю желчно, уже готовясь высыпать ему на голову десять фунтов причин, по которым я хорошая…
Однако Гастон меня удивляет, впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я никогда не угадываю его манеру поведения.
— Вообще-то, нет. Я не сомневаюсь, что с ролью ты справишься. Но комиссии об этом знать незачем.
Урок номер два: напор концентрированной истины может выбить почву из-под ног твоего собеседника.
Его появление в моей жизни началось с лязга металлических решеток, отдавшегося в теле ощутимой болью. На протяжении некоторого, к счастью, непродолжительного времени, он был для меня и самым ненавистным звуком в мире, и самым долгожданным. Он означал, что меня могли хотя бы ненадолго выпустить из камеры… Но в тот день время прогулок еще не настало, и я решила, что снова схожу с ума. Даже не попробовала повернуться на звук.
