Я осторожно приоткрыл дверь кабинки и выглянул наружу. На мгновение я опешил, но это было всего лишь мое отражение. Никогда не думал, что могу выглядеть столь элегантно. В этот раз гардеробом моим занималась Валентина, а посему я, словно артист варьете или цирка, был в серебристом костюме, нетривиальность которого подчеркивала маленькая черная бабочка. Да и высокие ботинки «сопливой» крокодиловой кожи являли верх элегантности. В первый момент я себя даже не узнал. Иваныч, наоборот, был в черном костюме с бордовой отделкой. Слово «стильный» ничего не значило. Мы словно сошли с подиума показа моды.
Кстати сказать, сортир соответствовал: мраморная плитка, золотая отделка, зеркала. Умеют ведь, когда хотят, и порядок, и чистоту могут поддерживать.
Я осторожно приоткрыл дверь и выглянул через узкую щель. За туалетом располагалась приемная. Несколько человек замерли в ожидании своей очереди. Секретарша лет двадцати, словно не замечая их, вперилась взглядом в экран.
Осторожно вытащив из-под полы пиджака дробовик самого зловещего вида, я кивнул Иванычу, тот в свою очередь достал два револьвера, калибру которых позавидовал бы Грязный Гарри.
— Готов?
Я кивнул.
Пинком распахнув дверь, я шагнул в приемную, одновременно пальнув в потолок, и на мгновение замер. Все правильно. Лица присутствующих перекосило от страха. Секретарша вмиг из розовощекой дивы превратилась в снегурочку. В воздухе появился острый запах мочи. Кто-то обделался. Впрочем, меня это совершенно не волновало. Решительным шагом я пересек приемную и рывком открыл дверь в кабинет Яблонского. Секретарша чуть привстала, словно хотела остановить или предупредить меня о чем-то. Но я едва заметно качнул головой, и она вернулась назад, на свое место. И уже шагнув в кабинет, я услышал, как Иваныч за моей спиной объявил:
— Всем оставаться на местах, и не звоните никуда… Не надо.
Красиво это у него получилось. Артистично.
Кабинет господина Яблонского оказался точно таким, как я себе его и представлял. Евроремонт, портрет президента, длинный стол буквой «Т», за короткой перекладиной которого и восседал объект нашего вожделения. Чуть полноватый, небритый, он беседовал с каким-то тощим хмырем надменного вида. Не понравился мне этот хмырь, ну, я ему и треснул прикладом по тыкве. Не с размаху, конечно, а так, сбоку, для профилактики. Но он оказался слабаком — с одной легкой затрещины рухнул как подкошенный.
Лицо хозяина кабинета скривилось. Он попытался приподняться, но я остановил его, прижав ему ко лбу дуло дробовика.
— Лучше посиди спокойно…
— Кто вы такие, что вам надо?
— Да так, зашли поболтать, кофейку выпить, а потому, — повернув голову, через плечо бросил Иванычу: — Прикрой дверь, не хочу, чтобы нашей беседе кто-то помешал.
— В чем, собственно, дело… Я буду…
— Ничего ты не будешь, — мягко произнес я, усаживаясь на край стола. Дуло дробовика было по-прежнему прижато ко лбу горе-бизнесмена. — Итак, ты, чмо болотное, прежде всего, хотел узнать, кто мы такие? Так вот, мы — твой самый-самый страшный сон. Ничего страшнее ты в жизни еще не видел, да, боюсь, и не увидишь. А все почему? — Мой пленник покачал головой. Губы его дрожали, словно его била лихорадка. — Даже не догадываешься? — Яблонский снова покачал головой. — А все дело в том, что ты, мой милый друг, — говнюк… Редкий говнюк. Неужели тебе об этом раньше никто не говорил? — Все тот же жест. — Выходит тогда, что я твой единственный друг. Потому что только я говорю тебе правду. А правда в том, что ты говнюк, ведь только говнюки обирают беззащитных вдов… Или тебе жить негде?
— Да нет, ему есть где жить, — включился в игру Тогот. Голос его звучал зловеще и, главное, исходил из пустоты. Потусторонний голос призрака отца Гамлета.
— Видишь, говорят, площадью ты обеспечен.
— Три трехкомнатные, две он сдает. Еще одна куплена недавно для любовницы…
— Любовницы? — я попытался изобразить неподдельное удивление. — Так наш павиан еще и похотлив?
— Каждые три месяца баб меняет, — поддакнул Тогот. — Любит садомазо и всякие там водные процедуры.
Я поморщился.
— И затейник к тому же…
