– "Господь его ведает! Сперва скрывали от юнкеров даже пребывание Временного Правительства. Говорили, что оно заседает в Главном Штабе. Потом объявили, что находится здесь. И что принято решение вести оборону Зимнего Дворца, так как восставшие предполагают его занять, как уже заняли весь город. О последнем, конечно, не говорят, а наоборот усиленно лгут, что идут войска, что авангард Северной Армии в лице казачьих частей корпуса генерала Краснова вошел в город. Сперва объявили, что занят Царскосельский вокзал и Николаевский, что дало возможность прибыть эшелонам из Бологое и ст. Дно.
Затем, это было в три часа дня, что казаки двинулись по Невскому и что только задержались у Казанского Собора. Пока вы, господин поручик, были у телефонной станции, мы еще верили в правдивость этих сообщений. Но когда пошедшая к вам на подкрепление полурота, увидев, что на углу Невского и Морской происходит какая-то стычка, под охраной броневиков, вернулась назад, нам стало ясно, что происходившая стрельба говорит о торжестве восставших и что здесь по инерции продолжают лганьё. А вас мы было уже похоронили. И слава Богу, что вам удалось вернуться!" – тихо, утомившись от возбуждения, закончил свое тяжелое описание портупей-юнкер.
Наступило молчание. Сгустившаяся темнота не позволяла видеть выражения лиц. И только звуки пощелкивания где-то выстрелов, оседавших во двор, напоминали о необходимости действия, но тяжесть впечатления о взаимоотношениях членов Временного Правительства и юнкеров, их защитников, – обволакивало туманом серых вопросов душу, сердце и нервы.
"Ну, а пока друзья, я пойду к капитану Галиевскому. Поручик Скородинский", – позвал я поручика, вышедшего под освещенную арку, справа из Дворца. – "Кто меня зовет?" – оборачиваясь, задал вопрос к нам в темноту длинный, изящный поручик. – "Это я, Александр Синегуб!" – "А, здравствуйте, поздравляю с благополучным возвращением", – приветствовал он меня, как только я вошел в полосу света.
"Чего уж благополучнее, когда взвод юнкеров потерял. Зря время потеряли и людей! – повторил я. – Чорт знает, голова кругом идет; вот что, поручик, останьтесь пожалуйста около юнкеров – мне надо явиться к капитану Галиевскому. Чорт знает, ведь мы не в школе. Никого из офицеров нет около них. Мало ли какая сволочь начнет им засорять мозги", – попросил я поручика.
– "Да, да, Александр Петрович, мне это самому в голову пришло, я и ушел с митинга". "Что он все еще продолжается?! Безобразие, неужели никто его не догадается разогнать? Ну и Правительство! – говорил я. – Удивительно слабое, хотя это понятяо". – "Но в конце концов все же договорились, и юнкера обещали остаться, если будет проявлена активность и если информация событий будет отвечать действительности. Правительство обещало, и юнкера теперь расходятся", – сообщал поручик.
"А где Начальник Школы?" – "Его рвут. Сейчас он в Главном Штабе. Его Правительство назначило комендантом обороны Зимнего Дворца, и ему подчинены все, находящиеся в Зимнем Дворце силы".
"Да, что вы говорите?! Слава Богу! Теперь я опять начинаю верить, что мы не погубим зря наших юнкеров и что что-нибудь да вытанцуется у нас. Ну, я бегу к Галиевскому. Где капитан?" – "В комендантской комнате, первая лестница наверх, во втором этаже, сейчас же рядом с выходом", – ответил поручик, направляясь в темень двора.
"Броневик есть, а около него ни души", – почему-то вспомнил броневик, когда стал подниматься по ступенькам в темный вход. Юнкер связи, нащупав ручку двери, открыл ее. Перед глазами оказался длинный, сравнительно узкий корридор первого этажа.
В корридоре пахло тем запахом, который так присущ стенам казарм. "Здесь караул помещался до революции", – сообщил юнкер связи, очевидно заметив, что я повел носом.
"А теперь где?" – улыбнувшись наблюдательности юнкера, справился я.
– "В Портретной галлерее. Но часть и здесь. Здесь, от наружных ворот. А здесь налево – патроны выдают", – указал он первую дверь левой стороны.
"Постойте. А нам уже выдали?" – "Никак нет. Патронов не хватило! Но теперь новые доставлены, и их будут выдавать".
