— Я искал вас, — сказал он. — Вы плохо себя чувствуете?
— Нет, благодарю вас, — сказала я.
Мы вернулись на свои места, но оперу я больше не слушала… Я не могла ни забыть пережитого испуга, ни перестать думать о смысле происшедшего.
Шел уже второй час ночи воскресенья, когда мы с Энн вернулись в «Кофейню Капитула». В гостинице царила тишина. Патерностер-роу был погружен в дремоту. Пока мы поднимались в нашу комнату, я рассказала Энн, что случилось, пока звучала опера.
— Милая Шарлотта, а ты уверена, что за тобой кто-то гнался? — спросила Энн скептически.
— Совершенно уверена, — сказала я.
— Но даже будь это тот, кто убил Изабель Уайт, что ему может быть нужно от тебя?
— Возможно, он верит, будто я могу опознать его перед полицией, и хочет помешать мне.
— Но ведь ты же не рассмотрела его лица.
— Он этого не знает, — возразила я.
— Почему ты ничего не сказала про это мистеру Смиту? В антракте было достаточно времени, чтобы он мог попросить кого-нибудь поискать того, кто гнался за тобой.
Я вздохнула.
— Боялась, что он мне не поверит.
По выражению ее лица я поняла, что Энн мне тоже не верит. Но это не было плодом моего воображения. Меня кто-то преследовал.
Перед нашей комнатой стоял стол со свечами. Я зажгла одну и открыла дверь. Прохладный воздух вырвался наружу, пламя свечи заколебалось. Войдя внутрь, мы с Энн обе вскрикнули от неожиданности. Наш кофр был открыт, наши вещи расшвыряны вокруг, а ящики комода выдвинуты. Одеяла и простыни были сорваны с матраса, а сам он стянут на пол. Осколки стекла усеивали пол под окном, в котором зияла дыра. Сквозняк теребил занавески.
Иногда словно бы открывается дверь будущего, и по ту сторону портала видишь сияющее голубое небо, сады с распускающимися цветами и великолепие солнечного сияния. Но когда подходишь ближе, дверь оказывается непроницаемой стеной с яркой ложной перспективой, которую нарисовало на ней твое собственное глупое заблуждение.
Солнечный день окутывал Лондон, будто золотая мантия. Темза искрилась под небом, чудотворно очищенном крепчающим бризом. Городские шпили, купола и башни сверкали. Церковные колокола гремели над крышами Бейсуотер-стрит, респектабельной улицы, чьи дома купались в солнечных лучах — их белые оштукатуренные фасады и черные чугунные решетки весело блестели. Дети катали обручи, а няни катили колясочки под густую листву деревьев в сквере вблизи Вебстерн-плейс, где жил Джордж Смит.
Мы с ним сидели в столовой с Энн, его матерью и его сестрами. Дом был великолепен: турецкие ковры, полированная мебель красного дерева, белоснежные скатерть и салфетки, прекрасный хрусталь, серебро и фарфор. Цветы маскировали запах выгребных ям, пропитавший даже лучшие дома Лондона. Однако мы с Энн так стеснялись, что могли только ковырять наши порции жареной бараньей ноги. Ни она, ни я не вносили заметной лепты в беседу, пока я не рассказала о пережитом мной в опере и о том, что мы нашли у себя в комнате, вернувшись в «Кофейню Капитула».
Общество выразило свое возмущение и сочувствие. Джордж Смит сказал:
— Надеюсь, вам не пришлось провести ночь в разоренной комнате?
— Нет, — сказала я. — Хозяин гостиницы был настолько любезен, что устроил нас иначе.
— Я верно понял, что, по вашему мнению, эти два происшествия и убийство могут быть связаны?
— Хозяин сказал, что, наверное, простой вор забрался на крышу, а оттуда проник в дом. Но я сомневаюсь, что убийство, погоня в театре и ограбление в один и тот же день моей жизни могут быть простым совпадением.
— Что-нибудь было взято? — спросила миссис Смит, красивая дородная женщина с пышными волосами брюнетки. Ей не было сказано об истинной сути отношений между ее сыном и его гостьями, и она поглядывала на меня с любопытством.
— Нет, сударыня, — пробормотала Энн.
Джордж Смит нахмурился, одной рукой сжимая подбородок, а другой поигрывая бокалом.
— Связаны ли эти события и намерен ли кто-то причинить вам вред, но мне не нравится, что ваш душевный покой смущен.
Польщенная его тревогой, я ожидала, что он вновь пригласит Энн и меня остаться у них. Но он сказал:
— Пожалуй, вам следует немедленно отправиться домой.
