Вот и сегодня пожарные, видимо, не пожелали рисковать... Улей! Что, если он и скрывает тайну Павлаты?.. Когда-то в молодости учитель имел дело с пчелами. Прямо в улей соваться нельзя, ночью там полно пчел. А вот внизу есть такое малозаметное отделение для хранения воска или выращивания новых маток. Надо осторожно поднять улей и откинуть дно. Учитель опасливо пошарил рукой. Почувствовав что-то кожаное, от неожиданности чуть не опрокинул улей. Это была книга, переплетенная в кожу, довольно толстая, с пергаментными страницами. Аккуратно водворив улей на старое место, Красл сунул книгу под мышку и изо всех сил бросился бежать по направлению к лесу.
Остановился он лишь через четверть часа, убедившись, что никто его не преследует. На минуту из-за туч выглянул месяц. Красл с любопытством открыл книгу: «Der goldene Buddha» гласили готические буквы среди завитушек в восточном стиле. Verlag Hungerdt, Leipzig...[26] На третьей странице он прочел:
Огонь страстей навеки погасив,
Достигнешь ты божественной нирваны,
Вражду, обман в себе преодолев,
Достигнешь ты божественной нирваны,
Неверие, смятение души,
К делам недобрым тягу победив,
Достигнешь ты божественной нирваны...
Луна спряталась. Учитель был разочарован тем, что успел прочесть. Неужто книга восточных преданий настолько важна, чтобы из-за нее пролилась кровь?.. Красл медленно направился к трактиру. Хватит, надо ехать в Прагу. Вещи собраны еще вчера. Когда он приблизился к окраине поселка, снова выглянула луна. Учитель нетерпеливо раскрыл книгу. Только сейчас он заметил, что текст набран только на одной стороне каждого листа, а другая оставлена для заметок. Заметок было много, все они были сделаны уверенным мужским почерком. Наверное, какие-нибудь бухгалтерские счета... «Лавочнику Павлате за сообщение о рабочих Голане и Финке — два золотых» — остановили его взгляд знакомые фамилии. Учителю стало жарко. «Рабочему Ганке за сообщение о либерецких беспорядках... — пятьдесят крейцеров» — шло следом. Вот скупердяй: за предательство — жалкие гроши!.. Красл лихорадочно читал дальше. Суммы были разные. На десятой странице среди других крупных трат — «Подарок судье Шустеру в Млада Болеславе — тысяча золотых». На других страницах были записаны епископ из Градца, консул в Вене... «Консулу Вомчаке за проект таможенной пошлины на ввоз английского сатина — сорок тысяч пятьсот». В скобках приписано «для всех его людей»...
Так вот, значит, что это за книга! Грязная история о том, как Риссиг овладевал этим краем, а потом и всей страной. Солидные суммы Венского банка чередовались с копеечными суммами местным доносчикам. Красл шел, не глядя под ноги, не в силах оторваться от этой книги. Споткнувшись, он увидел, что подходит к трактиру. Там стояла знакомая карета Риссига. По переулку к Краслу приближались двое мужчин, сзади послышался свист. Дурак, как он мог подумать, что барон даст ему спокойно уехать в Прагу?! Учитель свернул в первую попавшуюся улицу и тут же понял, что это тупик. Залаяла собака, снова послышался свист, на этот раз совсем рядом. Красл бросился вперед, перескочив низкий забор. На счастье, залаяла еще одна собака в противоположной стороне. Учитель заметил мужской силуэт у дома напротив, и тут луна спряталась за тучу. Слышно было, как преследователи тихо переговариваются между собой по-немецки. К счастью, снова пошел дождь. Раздались ругань и проклятия, потом они стали удаляться и стихли. Красл безропотно продолжал мокнуть, радуясь удаче. Наконец он решился двинуться дальше. Махнув рукой на вещи, в гостинице, он добрался пешком до самого Брода, где сел в ночной поезд на Прагу.
Он появился у доктора Х. на неделю позже срока, без пальто и без вещей, но с бесценной тайной, грозящей гибелью врагу сватовских рабочих и пражских патриотов, жестокому и коварному Риссигу.