«Мы увидели высокого, худощавого и довольно стройного, в полевой форме генерала (Гитлер не успел прислать Паулюсу форму и погоны фельдмаршала. — А.З.), остановившегося навытяжку перед нами, — отмечал Рокоссовский. — Мы пригласили его присесть к столу. На столе у нас были сигареты и папиросы. Я предложил их фельдмаршалу, закурил и сам (Николай Николаевич не курил). Пригласили выпить стакан горячего чаю. Он охотно согласился.
Наша беседа не носила характер допроса. Это был разговор на текущие темы, главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров. В самом начале фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на вопросы, которые вели бы к нарушению присяги. Мы обещали таких вопросов не касаться. К концу беседы предложили Паулюсу дать распоряжение подчиненным ему войскам, находившимся в северной группе, о прекращении бесцельного сопротивления. Он уклонился от этого, сославшись на то, что он, как военнопленный, не имеет права давать такое распоряжение…»
Даже после пленения фельдмаршала Паулюса северная группа немецких войск не сложила оружие, и командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский стал готовить войска, чтобы нанести мощный удар по этой группе врага. Едва Паулюса повезли в штаб фронта, Рокоссовский отправился на командный пункт командарма Батова. Павел Иванович, отвечая на его рукопожатие, с улыбкой на добродушном лице сказал:
— Вы так часто бываете у нас, Константин Константинович, что пора поставить вас на все виды довольствия в штат моей 65-й армии.
Шутка командарма пришлась Рокоссовскому по душе, однако он заметил:
— Как же мне без вас, Павел Иванович? Ведь вы у нас ударная сила фронта — гордитесь! — И, не дождавшись ответа, добавил: — Немцы северной группы не капитулировали, так что теперь надо силой заставить их сложить оружие. Твои орлы к нанесению удара готовы? Или у тебя, Павел Иванович, нет танков?
— Зато у него, товарищ командующий, больше, чем у кого-либо, артиллерии, — улыбнулся Казаков.
— Есть у него и танки, — вставил командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал Орел.
— А я и не жалуюсь, — качнул головой генерал Батов. — Есть у нас и орудия, и танки, есть боевой опыт, так что в грязь лицом не ударим. — Он с минуту помолчал, потом вновь заговорил, и в его слегка охрипшем голосе Рокоссовский уловил обиду: — Вот вы беседовали с фельдмаршалом Паулюсом, а я даже не видел его. Небось нос держал кверху: как же так, ведь он важная птица рейха!
— Был важной, Павел Иванович, — усмехнулся Рокоссовский. — А сейчас вроде драчливого петуха, да и то без шпор.
Генерал Казаков добавил:
— Фельдмаршал Паулюс поначалу даже чай не пил, боялся, что его отравят.
— Своя шкура ему дороже, — едко заметил командарм Батов. — А своих солдат не жалеет: путь, мол, сражаются до конца.
— Вот что, командарм, — перевел разговор на другое Рокоссовский, — все делай так, чтобы в предстоящем бою наши войска понесли как можно меньше потерь. То же самое я скажу командармам генералам Чуйкову и Жадову. К нанесению ударов они, наверное, уже готовы. Люди они опытные, знают, что и как делать. Но душа у меня и за них болит.
Но Рокоссовский зря волновался. И Чуйков, и Жадов бодро доложили, что их войска в готовности, ждут лишь приказа.
— Начнем утром, — предупредил их командующий фронтом. — Прошу привлечь к нанесению ударов всю свою артиллерию. Авиация 16-й воздушной армии будет вас прикрывать.
— Вас понял, — бодро отрапортовал по телефону Чуйков.
— Будет исполнено! — заверил командарм 66-й генерал Жадов.
На рассвете Рокоссовский и сопровождавшие его генералы прибыли на наблюдательный пункт 65-й армии. Генерал Батов был уже здесь. С железнодорожной насыпи, где разместился НП, в бинокль командарм осматривал местность. Вокруг тишина, словно и не было войны. Но наступило утро 1 февраля, и огненная буря обрушилась на позиции врага. С наблюдательного пункта Рокоссовский прекрасно видел, как передний край противника, его оборонительные позиции накрыл шквал огня и металла. Снаряды и мины взметнули кверху пласты земли, и все окрест заволокло дымом. Немцы выскакивали из окопов и тут же падали замертво от пуль и осколков. Рокоссовский радовался тому, как наши люди метко разили фашистов. А в глубине их обороны по огневым позициям наносила бомбовые удары авиация… И вот уже над дымящейся землей затрепетали белые флаги.
