— Там уже все сделали саперы, Дмитрий Дмитриевич, так что направляйте к нам ваши корабли, мы ждем их к десяти утра, — ответил командующий. — Сможете?
— Сделаем, товарищ генерал! — заверил адмирал Рогачев.
Андрей Иванович побрился и собирался идти на завтрак: адъютант доложил, что стол накрыт. Но в это время вошел начальник штаба и с порога заявил:
— У нас потери, товарищ командующий. В бою в районе поселка Сталинградского тракторного завода тяжело ранен командир танковой бригады майор Бурлак. В разгар сражения он зашел в тыл врагу и своим командирским танком Т-34 уничтожил три немецких танка и «фердинанд». Нам звонили из штаба бригады.
— А почему звонили? Как будто генерала потеряли! — усмехнулся Еременко. — А ранен-то командир бригады!
Хрущев посмотрел на него с упреком:
— Ты же сам, Андрей Иванович, отдал приказ, что, если ранят или убьют в бою кого-либо от комбрига и выше, сразу же докладывать в наш штаб, что и было сделано.
— Верно, такой устный приказ мною был дан, — подтвердил командующий.
— Тут важна еще одна деталь, Андрей Иванович, — продолжал член Военного совета. — Майор Бурлак Иван Лукич и есть тот самый комбриг, который заявил мне, что его люди будут сражаться с врагом «не щадя своих сил и самой жизни». Вы даже упрекнули меня, что не поправил тогда его речь…
— Вспомнил! — ударил себя ладонью по лбу Андрей Иванович. — Это же ему, командиру танкового батальона, за успехи в сражениях под Сталинградом Военный совет присвоил звание майора, а позже принял под свое крыло танковую бригаду. — Еременко встал и заходил по комнате. — Ну, и где теперь наш майор?
— В санбатальоне, наверное, не выживет, — грустно промолвил начальник штаба. — Бой в районе поселка тракторного завода был тяжелый. Когда его танк вспыхнул от взрыва снаряда, экипаж стал покидать машину. А тут новый взрыв, двоих убило наповал, а комбрига ранило, когда он спрыгнул на землю.
— Хорошо, что не сгорел в танке, — грустно заметил Еременко. — А танкист он стоящий. Кто-то говорил мне, что с Дальнего Востока он написал письмо генералу армии Жукову, чтобы тот помог ему попасть на фронт, и Георгий Константинович уважил его просьбу. Не ты ли, Никита Сергеевич?
Хрущев улыбнулся:
— Генерал Гордов нам говорил, когда приезжал на командный пункт.
— Да, Василий Николаевич, — смутился Андрей Иванович. — Запамятовал. А вот у тебя на этот счет голова крепкая, Никита Сергеевич. Ты все-все помнишь!..
Еременко задумчиво стоял у оперативной карты фронта. Его раздумья нарушил дежурный по связи, пригласивший Андрея Ивановича к аппарату ВЧ. Еременко не сразу узнал этот голос: на линии связи были атмосферные помехи, какие-то пискливые шумы в телефонной трубке.
— Кто это, не понял? — запросил он. — Повторите, пожалуйста.
— Это я, Донцов (псевдоним К. К. Рокоссовского. — А.З.), — заговорила трубка. — У тебя там, в штабе, нет Михайлова (псевдоним А. М. Василевского. — А.З.)?
«Так это же Костя Рокоссовский!» — воскликнул в душе Андрей Иванович, узнав наконец его охрипший голос. Он объяснил коллеге, что Михайлов был у него 14 ноября, а потом вместе с Константиновым (псевдоним Г. К. Жукова. —А.З.) убыл в Ставку.
— Значит, он к вам еще не вернулся? — спросил Донцов.
— Пока нет, но обещал быть.
Донцов уточнил с Еременко некоторые вопросы взаимодействия во время начала боевых действий и, пожелав ему успешно бить врага, попрощался.
— Я все собирался к тебе приехать, да так и не выбрался, — задержал своей откровенностью Донцова Андрей Иванович, надеясь, что своим признанием хоть как-то оправдает себя, и тут же предложил командующему Донским фронтом замену себе: — Хочешь, я с утра пошлю к тебе члена Военного совета и ты обговоришь с ним все, что тебя беспокоит?
— Кого пошлешь? Хрущева? — отозвалась трубка.
— Разумеется, его. У меня один член Военного совета.
— Не надо, — резко ответил Донцов. — Главное мы с тобой обговорили, а если в ходе боевых действий возникнут вопросы, я выйду на связь с тобой. Добро?
— Добро, — грустно обронил Андрей Иванович, а сам подумал: «Если бы этот разговор услышал Никита Сергеевич, он бы обиделся».
