Лес — это дом. Гостеприимный дом множества зверей, птиц, насекомых, растений. Это и её дом в том числе. Это дом Дымки, Доры и Августа. И так будет всегда.
Дымка сонно потёрла лапой мордочку и широко зевнула, клацнув напоследок зубами. Она села, гордо расправив плечи и повернув голову к утреннему солнышку. Минуту она посидела, нежась в его ласковых лучах, а затем принялась яростно вылизывать свою пушистую грудку.
Кайа легонько ткнула рукой Дору, но та лишь перевернулась на другой бок, громко сопя. Солнечный зайчик коснулся её лица, и Дора спрятала голову под плащом, недовольно фыркая.
— Не буди лихо, пока оно тихо! — пробурчала Дымка, проведя лапкой по заспанной мордочке. Она покосилась на Дору, и глаза её ехидно сверкнули.
— Не находите, что наш пятнадцатиминутный привал несколько затянулся? — подал голос Август. Убрав меч в ножны, он резко вскочил на ноги, и устремил на Дымку вопросительный взгляд зелёных глаз.
— Вчера все мы очень устали, — пробормотала Дымка, в последний раз лизнув свою переднюю лапку. Повернув голову, она быстро взглянула на прилизанную шёрстку на своём плече и удовлетворённо кивнула.
— Усталость — не повод отбрасывать коньки для того, кто наметил себе цель и собрался идти к ней, — отрезал Август. Он спрыгнул с моховой кочки и решительными шагами направился в чащу.
Дымка ухмыльнулась и покачала головой.
— Вставай, Дора! — фыркнула она, ткнув соню в щёку мягкой лапкой.
Дора что-то невнятно проворчала и перевернулась на другой бок, всем своим видом показывая нежелание вставать.
— В таком случае Август уйдёт, и мы останемся без завтрака! — добавила кошка.
Дора тут же резко повернула к ней свою голову и презрительно уставилась в кусты, где только что скрылся старший брат. Её глаза раздражённо сверкнули, и она силой воли заставила себя подняться.
— Только ради завтрака! — отрапортовала она, раздувая от злости щёки.
Мярион. Дворец Верслибр.
Утро. Из тёмного коридора, озарённого только прямоугольником мягкого света, падающего от длинного, выполненного в готическом стиле окна, доносилось угрюмое эхо шагов, отдающееся от мраморных стен и высокого потолка, как от сводов пещеры. Свет, проходящий свозь ажурные витражи окна, цветными ромбами ложился на до блеска полированные плиты пола. Прозрачные лучи, в сиянии которых плясали пылинки, одним общим снопом падали на один участок туннеля. Конец же коридора купался во тьме, которая добавляла массивности монументальному интерьеру.
Генерал Райпур медленно брёл по мраморному холлу, прислушиваясь к отзвуку своих шагов, которые были единственным шумом, нарушающим утреннюю тишину дворца. Они отдавались тяжёлым эхом от дальней стены и бумерангом возвращались к генералу. Порой могло показаться, что он единственная живая душа во всём дворцовом монолите, но генерал точно знал, что за каждой массивной дверью из красного клёна, наглухо запертой металлической задвижкой, кипела жизнь. Слуги Верслибра наверняка уже встали. Генерал Райпур чувствовал запахи только что приготовленного овсяного печенья и свежевыжатого апельсинового сока, дразнящие его аппетит. Они яснее всяких слов говорили, что кухарка и её поварята уже давно на ногах и готовят остальным обитателям дворца завтрак. Эхом от стен отдался звонкий смех служанок, бегущих по своим поручениям вниз по лестнице, где-то вдалеке послышалось неуклюжее клацанье кошачьих когтей о полированный пол, и всё вмиг стихло.
Генерал Райпур мог с полной уверенностью сказать, что и где происходит в просыпающемся Верслибре. Акустика дворцовых сводов не давала ни одному звуку остаться незамеченным, а из окна открывалась панорама на весь внутренний двор. Сквозь окна противоположного крыла, отведённого королевской свите, были видны помещения, где, не покладая рук, работали слуги. Кто-то трудился на кухне, кто-то стирал пыль с мраморных подоконников, кто-то спешил подобрать Фриции Гаре гардероб.
Генерал остановился около узкого, высокого окна, украшенного витражами. Через их цветную призму вид на лежащий внизу город искажался. Генерал Райпур прислонился лицом к оконному стеклу, пытаясь разглядеть очертания домов Мяриона. Дома, расположенные ближе к городскому центру и, непосредственно, к Верслибру, были богаче. Их стены были расписаны дорогими красками по сырой штукатурке, то бишь, как их называют, фресками, тяжёлые позолоченные фасады и поддерживающие их колонны монументально возвышались над широкой улицей, вдоль которой чинно стояли в ряд высокие, украшенные металлическими завитушками и спиралями, фонари. Главная улица, именуемая Паркетной, за то, что по приказу Фриции была выстлана не гравием или брусчаткой, а гладким паркетом, пока пустовала.
