Мария Нарышкина была слишком любвеобильной и экстравагантной девушкой. Она не только изменяла мужу с Александром I, но императору тоже! Злые языки называли ее «Минервой на час похоти». Считалось, что у Марии с Александром было трое детей, но на самом деле неизвестно, от кого она рожала. Вероятно, она даже сама этого не знала. Высказывалось предположение, что Александр вообще не мог иметь детей. (По крайней мере, ему фатально не везло с детьми – все его отпрыски умерли). Своему лейб-медику Виллие он однажды заявил: «Господь не любит моих детей».
То она увлекала в постель князя Гагарина. В 1811 году Нарышкина сумела добиться назначения его на должность своего личного секретаря. Мемуарист сообщает: «Они влюбились друг в друга и стали думать, как бы получить возможность удалиться от двора и от своих семейств и предаться взаимной страсти». Наверное, так думал влюбленный дурак Гагарин – с чего бы это Марии вздумалось «удаляться от двора»? Она купалась в роскоши и славе, а менять шило на мыло предприимчивая полька не намеревалась. В конце концов, Александр Павлович «заподозрил в неверности женщину, которую он так любил», и выслал князя за границу.
То она прелюбодействовала с адъютантом императора генералом графом Адамом Ожаровским, то с массой других красивых щеголей и ухажеров-офицеров. В их числе был также племянник старого Нарышкина – Лев. Она умудрилась соблазнить даже жениха своей дочери Андрея Шувалова! Современники приводят такой случай: однажды на дачу Нарышкиной в Петергофе внезапно приехал Александр I. Он стремительно вошел в ее спальню и, открыв дверь, увидел, как кто-то нырнул в платяной шкаф. Возникла ситуация классического анекдота: муж – в спальню, любовник – в шкаф. В данном случае это был не муж, а еще один любовник, но это роли не играло. Положение было пикантным. Александр открыл шкаф и увидел Ожаровского. Император взял его за ухо и сказал: «Ты похитил у меня самое дорогое. Тем не менее, с тобой я и дальше буду обращаться как с другом. Твой стыд будет моей местью». Александр Павлович поступил в своем духе. Двуличие было заложено в нем на генетическим уровне. Но вот стыдно ли было Ожаровскому? Как знать…
На Венский конгресс 1814 года съехались все монархи Европы со своими женами, а Александр I взял собой Нарышкину – он побоялся надолго оставить ветреницу одну. Но даже там, в Вене, во время этого саммита у Марии объявилось несметное количество поклонников, что мучило Александра и крайне раздражало его. Он решил, что клин вышибают клином, и загулял вовсю. Число его кратковременных любовных связей было не меньшим, чем у Марии Нарышкиной. После возвращения из Европы встречи Александра с Нарышкиной продолжались, но уже не были такими бурными, как прежде. Наступило охлаждение в их отношениях – они попросту надоели друг другу. Способствовали этому и частые измены Марии. Вскоре умерла от туберкулеза их дочь Софья, и любовники стали отдаляться друг о друга. Редкие встречи продолжались вплоть до самой смерти Александра Павловича в 1825 году, а сама Мария Антоновна умерла в 1864 году.
«Я не был развратен», – сказал однажды Александр. Возможно, часть вины за измены мужа лежит и на самой Елизавете Алексеевне. Императрица-мать говорила про свою невестку: «Она сама виновата. Она могла бы устранить эту связь (с Нарышкиной. – M. i7.) и даже сейчас могла бы вернуть своего мужа, если бы захотела примениться к нему, а она сердилась на него, когда он приближался, чтобы поцеловать или приласкать ее, она была груба с ним… Конечно, она очень умна, но недостаток ее в том, что она очень непостоянна и холодна, как лед». В первом Мария Федоровна была права – Елизавета отталкивала мужа своими капризами и грубостью. Но то, что она была «холодна, как лед» – здесь Мария Федоровна ошибалась. Она была способна на нежные чувства, и доказательством этому является ее связь с кавалергардом Алексеем Охотниковым.
Если о романе Елизаветы Алексеевны с Адамом Чарторыжским судачили все, кому не лень, то о втором ее романе почти никто не догадывался. Упоминаемый нами выше историк великий князь Николай Михайлович в своем труде о Елизавете Алексеевне напрочь отрицал ее связь с князем Адамом, но о ее любви к Охотникову написал целую главу под названием «Единственный роман императрицы». Оказалось, что личный дневник императрицы хранился в деревянной шкатулке, которая была обнаружена в Зимнем дворце после ее смерти. Николай I ознакомился с содержимым шкатулки в 1826 году, посоветовался со своей матерью, Марией Федоровной, и с женой, и чтобы не компрометировать венценосное семейство, сжег его. Однако, неосторожно ознакомив свою супругу с содержимым писем, он не учел, что она переписала самые яркие из них себе в дневник. Не будь этих свидетельств, тайная любовь императрицы Елизаветы так и канула бы в вечность. Другая шкатулка была при Елизавете Алексеевне во время ее кончины в Белеве. В ней находились все любовные записки Охотникова, миниатюрный портрет кавалергарда, его волосы, а также локон волос их дочери. Все это Николай I тоже лично сжег.
