Но главное — удалось найти ключ от двери! Войдя в одну из крипт Катакомб, волшебник лицом к лицу столкнулся с двумя гоблинами — маленькими, в половину человеческого роста, но совершенно обезумевшими от ярости. Он заколол обоих зачарованным копьем и снял с пояса одного из них огромный бронзовый ключ. А теперь нашелся и замок к нему.
Кентавр, сжимавший ключ в своей странно тонкой и слабой для такого роста руке, приготовился отпереть дверь, распахнуть ее — и удирать без оглядки. А Мазириан верхом на единороге занес копье — его уже охватил азарт, предвкушение битвы.
Удивительно, но замок не заржавел и, кажется, даже не запылился. Лязгнув, он повис на одной дужке. Кентавр, напрягая мускулы, распахнул тяжелую дверь — затхлой могильной гнилью и сухостью пахнуло оттуда. Верховой единорог Мазириана, прекрасное животное, управляемое не шпорами и не уздечкой, а приказом воли волшебника, наконец-то рванулся вперед со всей скоростью, какую позволяли его сильные ноги и волшебное зелье. Казалось, время остановилось, кентавры застыли в нелепых позах, как статуи, сотворенные неумелым скульптором. Живой вихрь ворвался в Проклятый Склеп.
Если снаружи, в коридорах Катакомб, был вечный полумрак, то здесь, в склепе, царила темнота. Его слегка освещало неотвязное тускло-желтое свечение стен снаружи; но стены Проклятого Склепа не светились. Казалось, что сама первозданная Тьма присутствует здесь — что-то невидимое, всеобъемлющее, очень древнее и очень злобное. В дальнем углу склепа угадывались очертания огромного сундука. А перед сундуком замерли две черные тени.
Кто они — разглядеть было трудно. Но ударивший в нос отвратительный запах мертвечины не оставлял никаких сомнений — вампиры! Не те утонченные убийцы, которых не раз вызывал волшебник. Дикие звери… бесстрашные, безжалостные, разумные и оттого вдвойне опасные. Они были готовы разорвать любого вторгшегося смельчака в клочья и наверняка уже не раз делали это.
Трудно было даже разглядеть движение. Только что вампир спокойно стоял у сундука — миг, и он уже распластался в воздухе, вытянув когтистые лапы к горлу волшебника. Но Мазириан оказался быстрее. Зачарованное копье встретило вампира в прыжке и глубоко вошло в его нестареющую плоть.
Ослепительные голубые искры брызнули с копья во все стороны, на мгновение высветив склеп, сундук и оскаленные клыки второго вампира. Запахло горелым мясом. Одна искра, попав на руку волшебника, сильно обожгла его. Остановленный в воздухе вампир рухнул на пол, дико извиваясь и пронзительно визжа. Держась за гриву единорога, Мазириан перегнулся с седла и погрузил широкий наконечник копья в горло поверженного чудовища — опять полетели голубые искры. Потом выпрямился, готовый встретить второго врага.
Но вампир не ждал его. Поняв, что в честном бою ему не выстоять, он бросился к сундуку, одним обманчиво легким движением откинул окованную крышку, склонился — и выпрямился со склянкой в руке. Зелье невидимости!!
Волшебник рванулся к чудовищу; рванулся отчаянно, безнадежно, понимая, что все равно не успеет. Бескровные губы вампира растянула злобная ухмылка, обнажая клыки…
Дорожка ионизации вспыхнула в затхлом пещерном воздухе, обозначив путь летящего заклинания. Ослепительно полыхнула белоголубая молния, высветив каждую трещинку на изъеденных древним проклятьем стенах склепа. Опаленного вампира отбросило в сторону. Мазириан проговорил заклинание еще раз — вампир взметнулся, выгнувшись, и тяжело осел на пол.
Единорог, настороженно фыркая, приблизился к нему, и зверь оскалил клыки — поверженный, тяжело раненый, но все еще опасный. Мазириан обеими руками занес копье и всадил его в скорчившееся у стены тело. Опять посыпались искры, вампир забился в конвульсиях. Его плоть на глазах таяла, превращалась в ничто, в дым. Последняя вспышка, и тело затянуло облачком грязнобурого дыма. Когда дым рассеялся, на полу остались лишь клочки опаленной шерсти, да валялась закупоренная склянка с зельем.
* * *
Первым заметил Мазириана гном — в небольшой пещере около Проклятого Склепа. Он тут же погиб, но Эльбо успел посмотреть его глазами и бросился вперед со всей своей свитой, одержимый буйным торжеством. "Попался! попался, человечишка!" — ликовал он, предвкушая бой и скорую победу.
