Стражи растворили двойные двери и четко сместились в сторону. Гости прошли в комнату поменьше. Напротив возвышения, где помещался трон, были расставлены стулья. Седовласый священник сел за стол рядом с престолом, назвав поименно троих гостей. Папа холодно приветствовал их, отвечая на поклоны едва заметным кивком. Он чопорно сидел на троне. Похоже, он сильно постарел с тех пор, как конклав выбрал его на этот пост.
— Мы, — заговорил понтифик на формальном итальянском, — приветствуем заокеанских гостей и предлагаем вам, епископ Сковолони, открыть свои разум и сердце. Наш преподобный секретарь будет переводить для почтенных сенатора и нунция.
Речь Сковолони была гладкой и яркой, но без лишних эмоций, которые он проявил у Роулендсонов. Однако слов своих он отнюдь не смягчал. Когда прелат закончил речь о прирожденной нетерпимости мусульман, папа не стал спешить с ответом, лишь недовольно посмотрел на сенатора.
— Наши скромные попытки раскрыть объятия всем верующим, — папа простер руки, — не приветствуются христианами! Какое утешение принесли нам вы от щедрой нации, всегда державшей врата открытыми для чужаков?
Сенатор сглотнул комок в горле и, тщательно подбирая слова, ответил так, чтобы переводчик поспевал за ним:
— Ваше святейшество верно заметили: наша страна всегда представала раем для иностранцев, независимо от их вероисповедания. В ней существует неписаное правило: если тебя приняли, то следует признать образ жизни, принцип свободы, судебную систему, общественные устои государства и не пытаться навязать свои. Принимая приезжих, мы рассчитываем, что и нам ответят радушием — впишутся в разноликую нацию, а не создадут внутри ее замкнутый круг.
Святой отец слушал внимательно.
— В сложный век противоречий, — продолжал сенатор, — нельзя полагаться на неписаные правила джентльменского соглашения. Моя партия защищает традиционные американские принципы, и если придется, мы будем делать это силой закона. Поэтому мы предприняли шаги, не дающие сепаратистским группам жить по своим правилам, чуждым и даже противным законам Америки. Вашему святейшеству известно о зверствах, совершенных от имени ислама в некоторых европейских странах. Мы не позволим подобному пустить корни у нас. Американцы не должны бояться, будто всякого, кто не примет ислам, распнут или лишат рук и ног, как то предписывает Коран.
Сенатор умолк и посмотрел на Джона, который воспринял этот взгляд как сигнал.
— Епископ Сковолони, — добавил иезуит, — высказался ясно. Умеренного ислама просто не может быть потому, что мусульмане верят, будто Коран — слова Бога, записанные по-арабски четырнадцать веков назад. Я надеюсь на реформу ислама. Буквальное понимание написанного должно исчезнуть так же, как в свое время оно исчезло среди католиков и реформаторских иудеев, — никто не считает каждое слово Библии божественным указанием. Но прежде чем это случится, нам предстоит тяжелая битва, именно битва, ваше святейшество. После трагедии одиннадцатого сентября в Америке в Европе произошли не менее трагичные события: теракты в Мадриде, в Лондоне, в Сан-Петронио на празднике Тела Христова, когда погиб пятьсот тридцать один человек. Совсем недавно осквернили собор в Шартре. Виновные дерзко признались в оскорблении. Когда случится очередная атака? Люди сыты по горло. Демонстрации, массовое насилие, отвратительные случаи нетерпимости по обе стороны баррикад… Их нужно прекратить.
Сенатор продолжил:
— Всего этого Америка, разумеется, уладить не может. Европа должна разобраться сама. Но если мы сдадимся без боя, проблема не будет решена. Заверяю ваше святейшество, что я приехал сюда не как политик. Для меня не имеет значения, получу я президентский пост или нет. Мне важна судьба католической церкви. Мои усилия направлены на сохранение веры, в которой нас воспитали и которую любит каждый американец-католик. Я обращаюсь к вашему святейшеству: не делите одежды Христа.
[60]Откроем умы верующих, но объятия оставим раскрытыми для наших братьев-христиан. Благодарю за великую честь и терпение, ваше святейшество, за то, что согласились выслушать скромного мирянина.
