Она отпрыгнула назад, как только он повернулся к ней лицом. Он показался ей еще более привлекательным, еще более притягательным.
— Ну, я вижу, вы воспользовались моим предложением осмотреть сад.
Мужчина поправил галстук, и это действие приковало внимание Габриэллы к его рукам. Они были очень большие… мужественные.
— Нет. Я прятался. Я думал, что останусь тут и буду добиваться аудиенции у твоей бабушки позже.
— Это довольно подло.
— Подлость — не то качество, с которым я себя ассоциирую. Настойчивость, я бы так его назвал.
— Так получилось, что моя бабушка хочет с вами поговорить.
— О, — сказал мужчина, медленно растягивая губы в улыбке. — Значит, ваша власть не распространяется на желания бабушки, не так ли?
— Я пыталась защитить ее. Само собой, вы не можете винить меня за это.
— Уверен, что могу. Я могу винить вас за все, за что захочу.
Габриэлла посмотрела на мужчину с подозрением. Нельзя было точно сказать, дразнил ли он ее.
— Вам следовало бы быть более тактичным.
— Хорошо, я постараюсь поработать над своим поведением.
— Будьте так любезны, сделайте это, я буду вам очень благодарна.
— Рад услужить.
Они пошли сквозь дворцовые сады обратно в усадьбу. Габриэлла все это время пыталась понять, о чем он думает. Выражение его лица казалось отсутствующим. Залы особняка на Асеене были наполнены великолепными классическими произведениями. Картины, вазы, скульптуры.
Габриэлла предположила, что так бывает при общении с очень богатыми людьми. Их трудно чем‑то удивить.
Она выросла в роскоши, но никогда не принимала богатство как само собой разумеющееся. В мире всегда можно найти красоту. Вот почему она любила искусство. Вот почему она любила историю.
Габриэлле было непонятно равнодушие гостя.
Наверное, он такой же, как и его родители, искатели удовольствий, которые никогда не бывают удовлетворены тем, что имеют. Габриэлле же требовалось немного для того, чтобы не скучать. Удобная, со вкусом обставленная комната, хорошая книга. И прекрасное произведение искусства. Она ценила малые, нешумные удовольствия.
Ей было жаль тех, кто этого не понимал.
— Она здесь, — сказала Габриэлла, останавливаясь в дверях.
Мужчина удивленно поднял брови.
— Чего же вы ждете? Вы собираетесь меня ей представить?
— Мне очень жаль, я знаю, что вы сообщили свое имя слуге, который впустил вас, но я, кажется, забыла его.
Она солгала. Его имя — Алессандро, она помнила. Но ей не хотелось дать ему повод догадаться, что он занимал все ее мысли.
— Алекс, — сказал он.
— А фамилии нет? — съязвила она.
— Ди Сионе.
— Эта фамилия знакома королеве?
Он пожал плечами:
— Если она следит за сплетнями об американских бизнесменах. Мой дед сделал себе имя в Штатах и за рубежом; ни я, ни мои братья и сестры не замечены ни в чем сомнительном. Но я не уверен, что наша фамилия известна членам королевской семьи.
— Почему ваш дед так интересуется живописью? — спросила Габриэлла.
— Он коллекционер.
Габриэлла раздраженно вздохнула:
— Хотите быть загадочным — ваше право. Но я уверена: вы о многом умалчиваете.
Алекс засмеялся:
— Да, в загадочности мне не откажешь, но не думайте, что я знаю больше, чем мне позволили узнать. Мы с вами даже в чем‑то похожи.
— В чем же?
— Мы находимся под диктатом дедушек и бабушек.
Габриэлла с трудом подавила смешок.
— Тем не менее давайте войдем.
Габриэлла толкнула дверь и прошла внутрь.
Бабушка сидела в том же кресле, в каком Габриэлла ее оставила. Но она почему‑то выглядела иначе, казалась какой‑то маленькой и испуганной.
— Бабушка, позволь мне представить господина Алекса Ди Сионе. Он пришел, чтобы поговорить о «Потерянной любви».
— Да, — сказала бабушка, жестом приглашая их пройти в комнату. Она сконцентрировала свое внимание на Алексе. — Моя внучка сообщила мне, что вы интересуетесь живописью.
— Так и есть, — ответил он, не дожидаясь приглашения сесть.
Алекс устроился на стуле напротив королевы, вытянув перед собой длинные ноги и руками опираясь на подлокотники. Он выглядел скучающим. Королева же, наоборот, была напряжена.
— Что вас интересует? — спросила она.
— Я действую от имени моего деда. — Алекс взглянул на сад. — Он утверждает, что картина имеет какую‑то особенную ценность для него.