— Хорошо, я займусь этим, пока вы тут все уберете.
Это звучало как приказ другим солдатам, что участвовали в атаке. Потом он повернулся и с озабоченным видом зашагал по проходу.
Оба охранника повернулись к нему.
— Эй, что там случилось? Кто на нас нападает? — беспокойно спросил один из них.
Маккензи не ответил. Его отделяло от них менее половины пути. Он шел, подавшись вперед, покачивая из стороны в сторону головой, словно в сильнейшем недовольстве. Еще несколько шагов, думал он, несколько шагов… Он уже был в пределах их досягаемости, когда меньший из двух охранников вдруг понял, что не знает его и потянулся за бластером.
Маккензи бросился вперед, ударив его по лицу рукой, как бьет, нападая, тигр. Этот удар почти лишил охранника зрения, а за ним последовал еще один, в пах. Затем он откинулся назад, нанеся удар ногой второму охраннику.
Этот второй не сразу понял его уловку, но лучше среагировал на удар. Маккензи удалось выбить бластер из его руки, но охранник все еще мог защищаться.
Маккензи занял выжидающую позицию, давая противнику возможность первому нанести удар. Охранник приготовился к нему, затем нанес быстрый боковой удар.
Маккензи без труда сумел отразить удар, но вдруг он понял, что это было лишь обманным маневром противника. На самом деле он пытался дотянуться до выступавшей из стены кнопки сигнала тревоги. Маккензи с лету нанес двойной удар. Левой ногой он с силой ударил по извивающейся руке противника, но охранник сумел поставить блок локтем. Маккензи упал на колени, но противник не оставлял его, с силой прижимая к полу и удерживая мертвым захватом.
Маккензи попытался вывернуться, но он слабел, а охранник продолжал удерживать его, с силой обхватив сзади шею. Тогда Маккензи попытался откинуться назад, отворачивая подбородок в сторону и лихорадочно пытаясь защитить глотку, но рука мертвой хваткой лежала на горле, и Маккензи понял, что у него больше не было сил сопротивляться.
Но он все же продолжал бороться без всякой цели или надежды на спасение, отлично сознавая, что ему осталось жить лишь несколько секунд: он почти терял сознание, а когда оно его покинет, охраннику не составит большого труда сломать ему шею. Он отчаянно пытался отвлечься от этой мысли, но, казалось, даже кровь кипела в его голове. Все, что ему удалось вспомнить, были слова учителя Чена: «Когда ты встречаешь противника, равного тебе по силам, его мертвую хватку частенько невозможно ослабить». В сознании возникли образы несчастных животных, пожираемых хищниками. Его всегда поражала безропотность, с которой оглушенная жертва сдавалась на милость своего палача, покорно ожидая, когда острые клыки безжалостно разорвут невинную плоть. Но сейчас он мало чем отличался от тех бессловесных животных, и это наполнило его отвращением. Переборов подступавшую к горлу тошноту, он собрал остатки сил, раздвинул губы и глубоко вонзил зубы в обнаженную руку противника. Зубы вошли глубоко, и он продолжал с силой сжимать челюсти, не ослабляя захвата, словно удав, обвивший кольцами быка. Он видел это однажды в игорном доме на Эктэлоне. И вдруг с необъяснимым чувством почти сексуального удовольствия он почувствовал на губах вкус крови.
Откуда-то сквозь шум в ушах до него донесся стон, переполнивший его удовлетворением. Вдруг он почувствовал, что его тело сотрясает дрожь, словно дерево, падающее в звенящей тишине зимнего леса от топора лесоруба. Чудесным образом сжимавшие его горло тиски разжались.
Маккензи мешком свалился на пол, судорожно глотая пересохшим горлом такой пьяняще сладкий воздух. Он чудом избежал смерти. Он все еще был жив. Ему потребовалось немного времени, чтобы отдышаться, и он подождал, пока исчезли плывущие перед глазами круги. Когда наконец он был в состоянии смотреть, он увидел темное лицо О-Скара, нависающее над ним.
— Все в порядке? — спросил либониец.
— Думаю, да, — с трудом шевеля языком в пересохшем горле, ответил Маккензи. — Но смерть была близка. Я уже почувствовал себя покойником.
Он попытался подняться, но в голове все поплыло, и он был вынужден прислониться к стене, пока это чувство слабости не прошло. Он взглянул на второго охранника. Казалось, что он спал, но его шея была как-то неестественно свернута набок.
