Она отвернулась к разделочному столу, и легкий аромат ее тела вскружил ему голову. Это был аромат кедровника. Мать Маккензи, мучаясь от сердечных приступов, часто вспоминала отца, и тогда порой надевала свое свадебное платье и туфли. В те минуты от нее тоже исходил этот легкий запах кедра. Еще он вспомнил, как по-особому резко пахла кожа Светлы в минуты любовных ласк. От этого воспоминания он ощутил ком в горле.
Взяв графин с лимонным соком из раздаточного автомата, она поставила его рядом с кастрюлей и опустилась на вращающийся стул, который достала из-под стола. Сейчас она была похожа на буфетчицу, томящуюся от скуки.
— Послушаем музыку? — предложил Маккензи.
— Звучит неплохо.
— Как насчет Масагоруски? — Он помнил, что она была готова бесконечно слушать записи этой группы, когда они были на Красном Утесе.
— Мне бы хотелось Бакки и Шулера. У тебя есть «Океания»?
— Должна быть. Шейла, включи «Океанию», пока мы будем есть.
— Конечно, Мак, — отозвалась Шейла, — мне только нужно пролистать архив поп-культуры.
Черные глаза Светлы вспыхнули при звуках приторно вежливого голоса Шейлы.
— Ты все время позволяешь своей системе разговаривать? — поинтересовалась она как бы невзначай.
— Да. А что?
— Разве тебе не нужен покой?
— Покой? А зачем? Шейла все равно не может читать мои мысли.
Светла следила за паром, вырывавшимся из-под крышки кастрюли. Губы ее как всегда были недовольно надуты. Казалось, она обдумывала его ответ, но он видел, что ее беспокоило что-то другое.
Примитивная музыка «Океании» наполнила камбуз. Она создавала ненавязчивый фон, и Маккензи поинтересовался, не усилить ли громкость. Укоризненно взглянув ему в глаза, Светла проговорила:
— Не пытайся поменять тему разговора! Давай все-таки выясним все до конца. Твоя система управления достигла зрелости, не так ли?
«Начинается!» — подумал Маккензи. Он глуповато усмехнулся и спросил:
— А тебе-то что?
— Не прикидывайся идиотом, Маккензи. Ни одной нормальной системе было не под силу разблокировать бортовой журнал «Утопии». Она осуществила синтезирование программ, что является практически невозможным, и чуть не разрушила мой компьютер. Я снова спрашиваю тебя: перешагнула ли твоя система порог зрелости?
— Думаю, да. И что дальше?
Светла раздраженно всплеснула руками:
— Ты сошел с ума!
— Это случилось, как раз когда мы нашли «Утопию». У меня не было времени как следует подумать…
— Осел! — перебила она. — Разве ты не читал психокибернетические доклады об этом явлении?
— Конечно, читал, — солгал он. — Это подразумевается самим процессом развития, я имею в виду достижение зрелости. Система не может закончить его, не спросив разрешения пилота. Существует специальная программа диагностики на этот случай.
Светла осуждающе покачала головой.
— И несмотря на все это, ты позволил ей развиваться? Ты, наверное, рехнулся, Маккензи. Если бы ты на самом деле читал доклады, ты наверняка остановил бы процесс.
Маккензи решил ответить ей прямо.
— Я считаю, что это неэтично.
— Ты, очевидно, шутишь. При чем здесь, что такое хорошо и что такое плохо? Командная система корабля осуществляет контроль за функционированием всех систем корабля, и ничего сверх этого!
— А по-моему, разум, пусть и кибернетический, имеет такое же право на развитие, как и любое другое чувствующее существо.
— Чувствующее существо! Ты говоришь так, будто твоя система является биологически активной формой жизни. А это всего лишь машина, Маккензи, и ее делают зубилом и молотком.
— Может, ты права, Светла, а может, и нет. Шейла — это фотоэлектронная нервная система корабля. У нее металлическое тело и сложное подобие мозгов. Наверное, не так уж и важно, живы ли ее члены или нет в нашем понимании этого слова. — Он сердито взглянул на нее. — И если ты действительно веришь в то, чему учат неомарксисты на вашей планете, тебе придется согласиться со мной. Они ведь людей считают машинами, разве не так? Нет! Я не знаю, что такое Шейла на самом деле и какие у нее есть права, но не хочу чувствовать себя виновным в том, что не дал ей достичь высшей ступени развития.
Светла отвела глаза, вновь устремив их на кастрюльку. Она уже остывала. Сняв крышку, Светла положила себе немного, затем наполнила его тарелку и поставила перед ним. Покончив с этим, она снова взглянула на него.
