В результате буквально за несколько месяцев в его лаборатории был собран новый тип генератора особо слабых электромагнитных полей, доработкой которого они сейчас и заняты.
— А для чего нужны эти генераторы? — спросил я, неучтиво прервав его рассказ.
— Для всего, — внимательно посмотрев на меня, с улыбкой ответил он, — в том числе и для воздействия на живую природу, так как живая ткань сама является источником слабых электромагнитных полей. Как бы ни назывались эти поля, — продолжал он, — по сути своей это ничто иное, как хорошо известные электромагнитные поля. Просто будучи порожденными живой природой или биологическим существом, вследствие их изменчивости и сложности, они порой трудно определяемы и изучаемы. Вот для этого нами и был создан аппарат, способный создавать широкий спектр слабых полей и, вызывая ответную реакцию, классифицировать и определять эти поля.
— Скажите, а на человека с помощью этого аппарата можно как-нибудь влиять? — спросил я профессора.
— Конечно, но это запрещено, — ответил он, — поскольку реакция такого сложного существа, каким является человек, труднопредсказуема и, вполне возможно, может оказаться губительной для него самого. Хотя в некоторых странах подобные опыты проводились. В настоящее же время о подобных опытах ничего не известно, кроме того, в большинстве стран приняты жесткие законы, запрещающие подобные эксперименты.
Я почувствовал, что разговор на эту тему ему неприятен, но с другой стороны, мне показалось, что он ждал подобного вопроса.
— Извините, а что у вас находится на первом этаже? — спросил я его.
Реакция его было неожиданной. Слегка побледнев, но тем не менее спокойным голосом он ответил, что на первом этаже находится его лаборатория. Но туда вход посторонним запрещен.
Я понял по интонации, что он раздражен и, судя по всему, я полностью потерял его расположение. Ну, а поскольку терять мне было уже нечего, я задал ему свой последний вопрос:
— Скажите, случайно не у вас в связи с работой какой-то аппаратуры помешался один из дипломников?
— Да, именно у нас, — ответил он подняв на меня ставшие вдруг сразу холодными глаза. — Более того, — продолжал он, — этот молодой человек в то время находился под следствием, кажется он был замешан в ограблениях.
Встав из-за стола и тем самым давая понять, что разговор закончен, он пожал мне руку и, потрепав по щеке дочь, выразил сожаление, что не может больше уделить нам времени. Но выразил надежду, что это не последняя наша встреча.
Уже в коридоре я уяснил себе, что меня все время раздражало. Я вдруг понял, что мой приход не был для него сюрпризом, он ждал меня и подготовился. Оставалось неясным, откуда он это знал, если его дочь ничего ему не говорила, а ей я был склонен верить.
Попрощавшись с Сабиной на остановке автобуса, я поехал в центр города. Я не думал об опасности, скорее, не хотел думать, но подсознательно чувствовал, как вокруг меня сжимается кольцо.
Погуляв с полчаса, я позвонил Фуаду. Долго никто не отвечал, потом в трубке послышался женский голос. Я попросил позвать друга, а сам невольно стал озираться вокруг. Все было спокойно.
— Да? — послышался голос Фуада.
— Здравствуй, это я, — извиняющимся голосом ответил я.
— Кто это? Ничего не слышно. Если это ты, — тут он назвал имя нашего общего приятеля, — то приезжай туда, где мы виделись в прошлый раз.
Его странный ответ меня не удивил, конечно, он прекрасно меня слышал. Меня неприятно удивило другое — неужели мы имеем дело со столь серьезным противником, что прослушивание телефона прокуратуры для них не проблема?
Минут через десять я был на так называемом нашем месте. Все та же глухая улочка возле базара, где он не слишком учтиво втолкнул меня в салон автомобиля после моих автохудожеств. На сей раз обошлось без сюрпризов.
Он стоял возле телефона-автомата и курил. Увидев меня, он повернулся и пошел в сторону базара. Я двинулся следом. На базаре, как всегда, было многолюдно. Люди стояли в очередях буквально за всем. Даже невиданно высокие цены их не останавливали. На большинстве лиц можно было прочитать растерянность, раздражение, а порой с трудом скрываемую злость.
