Записки жандармского штаб-офицера эпохи Николая I - страница 72
В начале Великого поста ко мне курьер — предписание: «Немедля отправиться в Саратов, совершенно секретно, и находиться там в распоряжении генерал-адъютанта князя Лобанова-Ростовского».
От князя письмецо: «Дружище, в Саратове не сладят с раскольничьим монастырем; государь посылает меня, а я выпросил тебя у государя в помощь, не сердись. Сделай там подготовочку, на которые ты такой мастер, и пришли, у меня будет уложен дормез — явлюсь. До свидания».
Совершенно секретно — от кого? Значит, от целого света. На курьерских помчался я по пензенской дороге, проехав верст 100, свернул на проселок и выбрался на саратовскую почтовую дорогу. Дорога была адская, несколько раз у извозчиков лилась кровь из горла, бросал их на дороге и доезжал с жандармом. Верстах в сорока не доезжая до Саратова была деревня брата моей жены. Въезжать в Саратов на курьерских секретно — нельзя, я взял в деревне брата рогожную кибитку и в ясный полдень по улицам почти уже без снега въезжал сам в форме, а жандарму, тоже в форме, приказал идти пешком, никто не обратил внимания. Тогда Саратов был не то, что теперь, тогда Саратов был — огромная деревня. Остановился я в только что построенном маленьком (в три окна) трактире «Москва». Живу три дня, никто меня не спросит, как будто я не в городе. В эти три дня я узнал все, что делается в Саратове и что делалось с монастырем. Трактир — благодарное поле для узнания общих секретов. Дело вот в чем: за Волгой, на реке Иргизе, был старинный раскольничий монастырь[237]; монастырь благословил Пугачева на русское царство и был повсеместно в большом уважении. Последовало высочайшее повеление: на месте монастыря образовать уездный город Николаевск. Назначен штат чиновников и духовенства. Раскольники отказались повиноваться. Ездили советники, жандармский штаб-офицер — всем отказ. Поехал сам губернатор, но, видно, не из храбрых: в какой-то домик вызвал архимандрита[238] монастыря и говорил с ним, оградившись от него двумя жандармами с обнаженными саблями, скрещенными перед особой губернатора. Преэффектная картина, когда я скажу, что злодей-архимандрит был маленький старичишка, для уничтожения которого достаточно одного кулака. Согласия не последовало. В Саратове квартировала артиллерия; помню, командир — безногий генерал Арнольди. Губернатор потребовал, чтобы артиллерия привела в повиновение ослушников. Пришла артиллерия к монастырю. Раскольники, сцепившись руками и ногами, покрыли всю площадь около церквей телами своими, как черепом. Говорили об одном нашем фанатике, который умолял об ядрушках, но его не послушали. Артиллерия тихо и скромно проехала близ тел, говорят: ни крика, ни ропота не слыхали от раскольников! На этом деле и остановилось дальнейшее распоряжение губернского начальства. Узнал я много злоупотреблений в городе, все интриги, а сплетен, сплетен!
На четвертый день явился к губернатору, назвал свою фамилию; губернатор спросил:
— Не Иваныч ли?
— Да, я сын Ивана Дмитриевича.
— Так поди ко мне, ты мой племянник, — и обнял по-родному. — Давно ли ты приехал?
— Четвертый день.
— Как же это я не знал?
— Не мудрено, я живу тихо.
— Зачем приехал?
— По своему частному делу.
— Какое у тебя дело?
— Покупаю имение.
— Браво! Я тебе помогу; далеко имение?
Я назвал имение брата.
— Очень рад. Где остановился?
— В трактире «Москва».
— Переезжай ко мне, а теперь будем обедать вместе.
Губернатор — Степанов; он написал несколько удачных романов и повестей: «Постоялый двор», «Чертовы салазки» и проч. Толстяк, вдовец, под 60, человек умный, приятный, но, право, — не губернатор.
В разговоре с дяденькой я узнал все дело с монастырем, но, конечно, без крестообразных сабель. Я представился как заинтересованный монастырем, что пожелал съездить; хотя и отговаривал дядя, находя опасным, я для отвращения опасности упросил дать мне открытое предписание, чтобы уездные полиции оказывали мне содействие по моему требованию.
