Появляется распоряжение: евреи должны приветствовать немецких солдат. Следом идет запрет: евреям нельзя приветствовать немецких солдат. Мы и не приветствовали. Но солдаты уже и не знали, какое указание теперь действует на этот счет. Если мимо еврея ехала военная машина и тот приветствовал солдат, машина останавливалась и еврея избивали. Если же еврей шел мимо и не обращал на машину внимания, машина тоже останавливалась и еврея избивали, теперь уже за то, что не приветствовал. Поскольку мы уже не знали, что нам полагается делать, а все эти приветствия стали для нас вопросом жизни и смерти, нам не оставалось ничего другого, как прятаться от любого немецкого солдата. В Збараже теперь можно было то и дело видеть евреев, которые, наткнувшись на немецкого солдата, принимались с большим или меньшим успехом прибегать к страусиной политике, зачастую буквально пряча голову в уличную грязь.
Повсюду расклеили плакат, на котором изображена огромная вошь. Текст на плакате гласит: «Только у евреев водятся такие, и эти вши переносят болезни. Берегитесь евреев!»
Вечером машина с громкоговорителем объявила, что все евреи в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет должны явиться завтра к семи утра на рыночную площадь. Чтобы не опоздать, я встал в это утро очень рано. Я собирался со всей тщательностью; я не знал, что от нас могут потребовать, но на всякий случай хотел производить по возможности хорошее впечатление. Когда я собрался выходить, оказалось, что дверь заперта. Янина забрала ключ и отказывалась вернуть его. Ее тонкое чутье подсказывало ей, что объявленное сборище на рыночной площади таит в себе несчастье, от которого она хотела меня уберечь. Все мои доводы, что я должен пойти и что мое отсутствие может навлечь на нас большие неприятности, не помогали. Янина твердо стояла на своем и не возвращала ключ. Через окно можно было видеть, как все спешили на площадь. Через несколько минут после назначенного срока на площади началась паника. Люди разбегались во все стороны или, по крайней мере, пытались это сделать. Украинская полиция и СС окружили площадь и силой удерживали толпу. Затем у каждого выяснили возраст и профессию, проводя своего рода освидетельствование. Затем людей разбили на две группы. В первой оказались те, кто был одет поприличнее, люди с образованием. Во вторую попали все прочие. С этой второй группой провели краткие строевые учения, после чего построили в колонну по четверо и увели на работы. Тех, кто попал в первую группу, а в ней оказалось семьдесят два еврея, объявили заложниками, и всей еврейской общине Збаража был установлен срок до полудня, чтобы собрать пять килограммов чая, пять килограммов кофе, сто пятьдесят килограммов сахара и две сотни кусков мыла. Чтобы освободить заложников, женщины и девушки отправились с корзинами по домам. К полудню общими усилиями требуемое удалось собрать. Однако заложников не отпустили. Они так и стояли на площади под надзором эсэсовцев. Теперь подъехали грузовики, заложники забрались на них и встали там на колени, с опущенной головой. Их увезли после полудня. Больше мы их не видели.
В город пришел крестьянин и переговорил с одним из евреев. Крестьянин рассказал, что вечером того дня, когда увезли заложников, он слышал в лесу у Лубянки выстрелы, а на следующее утро обнаружил там свежую братскую могилу.
По требованию немецкой администрации образован еврейский совет. Однако похоже, что создан он совсем не для того, чтобы помогать евреям советами; его задача скорее — отправлять их под нож. Никто не знает, как это вышло, но старостой совета стал Пинкус Грюнфельд, личность неприятная и с дурной репутацией. Национал-социализм сам находит себе пособников путем негативного естественного отбора. Грюнфельд, его жена и дочь — я сожалею, что мне приходится писать это, — похоже, готовы сыграть самую ужасную роль в трагедии евреев нашего города. Мы все подозреваем, что Грюнфельд и его компания, в надежде спасти свою шкуру, будут продавать нашу общину и вести с нашими мучителями грязную игру. Еврейский совет создал свою еврейскую полицию — для собственной безопасности и чтобы силой подкреплять свои решения. Многие молодые люди вызвались в ней служить. Еврейский совет наложил на нас тяжелую дань. Я должен заплатить пятьсот злотых, это двести пятьдесят рейхсмарок. За выполнением следят строго. Полиция как неумолимый судебный пристав ходит по домам. Кто не может заплатить деньгами, лишается домашнего имущества, которое сборщики оценивают по своему усмотрению: у бедняг уносят шкафы, кровати, покрывала, белье, посуду.
