В ту же минуту появился субъект с подозрительной физиономией и изъявил желание поговорить с воровской мамой. Это был старый ростовщик, желавший обделать одно дельце с бриллиантами, для которого ему требовались двое решительных молодцов.
— Нет ничего легче, господин Жакобюс, — ответила хозяйка.
— Как, вы знаете мое имя?! — удивленно воскликнул жид.
— Еще бы!
— Но я вас никогда не видел.
— Видели. Посмотрите на меня хорошенько.
«Какое страшное лицо!» — подумал про себя гость.
— Неужели вы меня забыли?
— Да кто же вы, наконец?!
— Жуанита.
— Быть не может!
— Но это так, — проговорила она, едва сдерживая рыдание.
— А я считал вас умершей!
Обожженная и страшно изуродованная, Жуанита вернулась в Париж и укрылась в Сите. Она сняла трактир «Черное солнце» и почти никогда оттуда не выходила.
— Ах! — воскликнула она, припоминая о случившихся с ней несчастьях. — Я такой была красавицей в прежние времена! Проклятый Кандас, только попадись он мне!
Еврей мог бы, пожалуй, порассказать ей что-нибудь о ее муже, но это не входило в его планы. Он ограничился тем, что покончил со своим дельцем и, как всегда, осторожный, вышел через потайную дверь на улицу. Едва он вышел, как с той же стороны появились Лупар и Габлёр. В зале они встретили молодого человека, желавшего получить от них кое-какие сведения. Габлёр, приняв его за шпиона Пьенуара, спросил, принес ли он 10 000 франков.
— Вы их получите, если дадите мне ключ к раскрытию тайны, которую я хочу узнать во что бы то ни стало.
При этих словах Лупар и Габлёр, заподозрив в молодом человеке сыщика, поспешили удалиться. Видя, что юноша последовал за ними, Горилла вернулся к хозяйке, чтобы узнать, не следует ли им разделаться по-своему с докучливым незнакомцем.
Генрих — а это был он, — осознав, какая ему грозит опасность, бросил на стойку туго набитый кошелек и произнес:
— Вы ошибаетесь, я не имею никакого отношения к полиции; вот мое имя. — И он подал Горилле свою визитную карточку, украшенную гербом.
— А! — протянул тот. — Посмотрите-ка, хозяйка, вот его карточка, на ней написано: «маркиз де Кандас».
— Маркиз де Кандас! — повторила странным голосом Жуанита и смущенно взглянула на Генриха.
«Да… — подумал Горилла. — Подобные люди не заходят к нам с добрыми намерениями».
— Я с ним покончу, — прибавил он вслух.
— Несчастный! — шепнула ему Жуанита. — Это мой сын!
Потом, увлекая Генриха в свою комнату, она принялась расспрашивать его про отца.
— Сможете ли вы его узнать? — спросил Генрих.
— Конечно! Но где он?
— В Париже.
— Ах! Кандас в Париже?! — воскликнула Жуанита, а потом прибавила: — Но что же привело вас в наше гнездо разврата? Говорите, ничего не бойтесь.
— Если вы хотите знать, то вот настоящая причина: я собирался проследить за Кандасом. Он придет сюда на свидание с двумя людьми, с которыми я только что говорил. Сделайте так, чтобы я мог слышать, о чем они будут говорить, и я вас щедро награжу.
Жуанита, предчувствуя, что за всем этим кроется какая-то тайна, согласилась.
— Вот посмотрите, в эту щелку мы сможем видеть и слышать все, что происходит в зале.
В эту самую минуту воры собрались на ужин.
— Ну, ленивцы, поторапливайтесь! — подгонял помощник хозяйки полудюжину негодяев, медленно входивших в помещение.
— Вот две лисицы, которые снова возвращаются в нору, — сказал кто-то из шайки, указывая на Фигаса и Пьенуара, — они хотели повидаться с Лупаром и Габлёром.
— Эти двое только что вышли и, вероятно, не замедлят вернуться к ужину, — заметил Горилла.
— Не отправить ли за ними экипаж? — предложил один из приглашенных, прозванный Ворасом. — Впрочем, давайте лучше есть.
Не обнаружив хозяйки за столом, многие стали осведомляться о ее здоровье, зная, что она подвержена мигрени. Надо заметить, что эта мигрень, на которую жаловалась Жуанита, была следствием ее чрезмерного пристрастия к табаку и вину. В этот день она была, впрочем, здорова и не верила своим глазам, узнав в двух вновь прибывших прежнего наставника своего мужа и своего бывшего любовника в Гамбурге, Стефана (Пьенуара). В свою очередь, и Генрих не мог прийти в себя от изумления: его отец и господин Лосине чувствовали себя как дома в окружении этих мошенников. В то время как за столом присутствующие обменивались грубыми шутками, послышались три удара в дверь.