— Вот как?!
— Вы сами видите, сударь, — продолжал учитель, — что если вы явились сюда, чтобы стать гувернером, то выбрали плохой момент, так как даже уроженцам Турени, то есть провинции, где лучше всего говорят на французском языке, и тем с трудом удалось устроиться.
— Можете быть вполне спокойны на мой счет, — ответил я, — у меня ремесло другого рода.
— Сударь, — обратился ко мне сидевший напротив меня господин, выговор которого за целое льё изобличал в нем жителя Бордо, — с моей стороны уместно предупредить вас, что если вы торгуете вином, то здесь это жалкое занятие, которое может вам обеспечить разве что хлеб и воду.
— Вот как? — промолвил я. — Неужели русские начали пить пиво или, случаем, насадили виноградники на Камчатке?
— Черт побери! Если бы дело было только в этом, с ними еще можно было бы конкурировать; беда в том, что русские вельможи постоянно покупают, но никогда не платят.
— Я очень благодарен вам, сударь, за ваше сообщение; но я уверен, что на своих поставках не разорюсь. Вином я не торгую.
— Во всяком случае, сударь, — вмешался в нашу беседу какой-то господин с отчетливым лионским выговором, одетый, несмотря на то что лето было в разгаре, в редингот с бранденбурами и отороченным мехом воротником, — я вам посоветую, если вы торгуете сукном и мехами, прежде всего приберечь лучший свой товар для себя, ибо, на мой взгляд, сложение у вас не очень-то крепкое, а здесь, видите ли, со слабой грудью долго не протянешь. Прошлой зимой мы похоронили пятнадцать французов. Так что теперь вы предупреждены.
— Постараюсь соблюдать осторожность, сударь; и поскольку я рассчитываю делать закупки у вас, то надеюсь, что вы отнесетесь ко мне как к соотечественнику…
— Разумеется, сударь, и с превеликим удовольствием! Я сам родом из Лиона, второй столицы Франции, и вам известно, конечно, что мы, лионцы, славимся своей честностью, и раз вы не торгуете ни сукном, ни мехами…
— Да разве вы не видите, что наш дорогой соотечественник не желает говорить нам, кто он такой, — произнес сквозь зубы господин с завитой шевелюрой, от которой исходил отвратительный запах жасминовой помады, и уже четверть часа безуспешно пытавшийся отрезать на общем блюде крылышко от цыпленка, заставляя всех остальных ждать, — разве вы не видите, — повторил он, отчеканивая каждое слово, — что он не желает говорить нам, кто он такой?
— Если бы я имел счастье обладать такими манерами, как ваши, сударь, — ответил я, — и издавать такое же тонкое благоухание, то почтенное общество, вероятно, нисколько не затруднилось бы отгадать, кто я такой.
— Что вы хотите этим сказать, сударь? — вскричал завитой молодой человек. — Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что вы парикмахер.
— Сударь, вы, кажется, желаете меня оскорбить?
— Оказывается, это оскорбление, когда вам говорят, кто вы такой?
— Сударь, — продолжал завитой молодой человек, повышая голос и доставая из кармана свою визитную карточку, — вот мой адрес.
— Ну же, сударь, — ответил я, — отрежьте себе кусок цыпленка.
— То есть вы отказываетесь дать мне удовлетворение?
— Вы желали знать мою профессию, сударь? Так вот, моя профессия не дает мне права драться на дуэли.
— Вы трус, сударь!
— Нисколько, сударь: я учитель фехтования.
— О! — произнес завитой молодой человек и опустился на свое место.
На мгновение наступила тишина; мой собеседник все еще пытался, но еще более безуспешно, чем прежде, отрезать крылышко цыпленка; наконец, утомленный этой борьбой, он передал блюдо соседу.
— Так вы учитель фехтования, — несколько секунд спустя сказал мне житель Бордо. — Это превосходная профессия, сударь; я немного баловался фехтованием, когда был помоложе и поглупее.
— Этот вид мастерства мало прививается здесь, — сказал преподаватель, — но его наверняка ожидает расцвет, если ему будет обучать такой человек, как вы, сударь.
— Несомненно, — заметил, в свою очередь, лионец. — Но я посоветовал бы вам надевать во время уроков фланелевые жилеты и меховое пальто, чтобы кутаться в него после каждого выпада.
— Уверяю вас, дорогой соотечественник, — произнес с полностью вернувшимся к нему тем временем апломбом молодой завитой господин, кладя себе в тарелку кусочек цыпленка, который он так и не сумел отрезать, и это сделал за него его сосед, — уверяю вас, дорогой соотечественник, ведь вы, кажется, изволили сказать, что вы парижанин?..
