Монах ест невкусную постную пищу, он терпит голод, недосыпает. Молодость стремится ко всему, чем богата жизнь, но стоит монаху словно бы ненароком бросить взгляд на женщину, как даже за такую малость его строго порицают.
Но еще тяжелее приходится странствующему заклинателю — гэ̀ндзя.
[19]Он бродит по дальним тропам священных гор Митакэ̀
[20]и Кумано̀.
[21]Какие страшные испытания стерегут его на этом трудном пути! Но лишь только пройдет молва, что молитвы его имеют силу, как все начнут зазывать к себе. Чем больше растет его слава, тем меньше ему покоя.
Порой заклинателю стоит больших трудов изгнать злых духов, виновников болезни, он измучен, его клонит в сон… И вдруг слышит упрек: «Только и знает, что спать, ленивец!» Каково тогда у него на душе, подумайте! Но все это дело глубокой старины. Ныне монахам живется куда вольготней.
8. Да̀йдзин Нарима̀са, правитель дворца императрицы…
[22]
Дайдзин Наримаса, правитель дворца императрицы, готовясь принять свою госпожу у себя в доме, перестроил Восточные ворота, поставив над ними высокую кровлю на четырех столбах, и паланкин государыни внесли через этот вход.
Но придворные дамы решили въехать через Северные ворота, где стоит караульня, думая, что в столь поздний час стражников там не будет.
Иные из нас были растрепаны, но и не подумали причесаться. Ведь экипажи подкатят к самому дому простые слуги, а они не в счет.
Но, как на грех, плетенный из пальмовых листьев кузов экипажа застрял в тесных воротах.
Постелили для нас дорожку из циновок. Делать нечего! Мы были в отчаянии, но пришлось вылезти из экипажа и шествовать пешком через весь двор. Придворные и челядинцы собрались толпой возле караульни и насмешливо на нас поглядывали.
Какой стыд, какая досада!
Явившись к императрице, мы рассказали ей о том, что случилось.
— Но ведь и здесь, в глубине покоев, вас могут увидеть люди! Зачем же так распускаться? — улыбнулась государыня.
— Да, но здесь все люди знакомые, они к нам пригляделись, — сказала я. — Если мы не в меру начнем прихорашиваться, многие, чего доброго, сочтут это подозрительным. И потом, кто бы мог ожидать? Перед таким домом — и вдруг такие тесные ворота, экипажу не проехать!
Тут как раз появился сам Наримаса.
— Передайте это государыне, — сказал он мне, подсунув под церемониальный занавес
[23] тушечницу императрицы.
— Ах, вы ужасный человек! — воскликнула я. — Зачем построили такие тесные ворота?
— Мое скромное жилище под стать моему скромному рангу, — с усмешкой ответил Наримаса.
— Но построил же некогда один человек низкого звания высокие ворота перед своим домом…
— О страх! — изумился он. — Уж не говорите ли вы об Юй Дин-го?
[24]Вот не ожидал, что кто-нибудь, кроме старых педантов, слышал о нем! Я сам когда-то шел путем науки и лишь потому смог понять ваш намек.
— Но здешний «путь» не слишком-то был мудро устроен. Мы все попадали на ваших циновках. Такая поднялась сумятица…
— Полил дождь, что же прикажете делать? Но полно, полно, вашим придиркам конца не будет. — И Наримаса поспешно исчез.
— Что случилось? Наримаса так смутился, — осведомилась государыня.
— О, право, ничего! Я только рассказала ему, как наш экипаж застрял в воротах, — ответила я и удалилась в покои, отведенные для фрейлин.
Я делила его вместе с молодыми придворными дамами.
Нам так хотелось спать, что мы уснули сразу, ни о чем не позаботившись. Опочивальня наша находилась
[25] в западной галерее Восточного павильона. Скользящая дверь вела оттуда во внутренние покои, но мы не заметили, что она не заперта.
Наримаса, как хозяин дома, отлично это знал. Он приоткрыл дверь и каким-то чужим, охрипшим голосом несколько раз громко крикнул:
— Позвольте войти к вам, можно?
Я проснулась, гляжу: позади церемониального занавеса ярко горит высокий светильник, и все отлично видно.
Наримаса говорит с нами, приоткрыв дверь вершков на пять. Вид у него презабавный!
До сих пор он никогда не позволял себе ни малейшей вольности, а тут, видно, решил, что раз мы поселились в его доме, то ему все дозволено.
Я разбудила даму, спавшую рядом со мной.
